активно вкладываться в образование детей в силу ценностей, которых придерживается их социальная, этническая или религиозная группа, тогда как другие – руководствоваться личными представлениями, отражающими их жизненный опыт, воспитание и семейные традиции. Однако ценности, убеждения и предпочтения человека редко пребывают в отрыве от социальных и культурных факторов, и когда вариации этих норм отчетливо проявляются в разных этнических, религиозных или социальных группах, вполне вероятно, их стоит считать по большей части культурными, а не индивидуальными различиями. Иными словами, именно культурный компонент важен для понимания неравенства между группами.

Каким же образом эти культурные характеристики возникли, сохранялись в обществе и влияли на его эволюцию в ходе человеческой истории?

Примером культурной характеристики, которая возникла довольно спонтанно, сохранилась благодаря своим отсроченным непредвиденным преимуществам и, как оказалось, имела долгосрочное влияние, служит иудаизм. Почти 2000 лет назад в ходе борьбы за власть между соперничающими сектами иудаизма несколько еврейских мудрецов стали лоббировать всеобщую грамотность. Самыми известными сторонниками этой идеи были рабби Шимон бен Шетах, живший в I веке н. э., и первосвященник Иисус, сын Гамалиила, живший примерно веком позже. Они настаивали, что еврейские родители обязаны обучать своих сыновей. Как мы показали в пятой главе, эта доктрина казалась поистине революционной в период, когда уровень грамотности был чрезвычайно низок, малое количество профессий требовало умения читать и писать, а большинство семей не могли ни позволить себе отказаться от труда сыновей, ни оплачивать их образование[236].

Такие культурные инициативы можно считать общераспространенной идеей, которая часто возникает в человеческих обществах, но редко выживает и приводит к значительным долгосрочным культурным изменениям[237]. Тем не менее в этом случае ряд событий способствовал закреплению новой культурной нормы. После Первой Иудейской войны против Римской империи, разразившейся в Иудее в 66 году н. э., римляне разрушили Иерусалим и Иерусалимский храм. Исчезло несколько основных ветвей иудаизма, включая саддукеев, религиозную элиту, а также зелотов, которые боролись за независимость Иудеи. Господствующее положение в еврейском мире заняло относительно умеренное течение фарисеев, считавших изучение еврейских текстов важнее ритуальных богослужений в храме. Ученые фарисеи выступали за доступ масс к образованию и впоследствии ввели культурные санкции против семей, которые не отправляли сыновей в школу, невольно вынудив бедняков порвать с иудаизмом.

Надеясь укрепить выжившие остатки побежденного народа, рабби Иехуда ха-Наси, который в начале III века н. э. был главой еврейского сообщества в оккупированной римлянами Иудее, неизменно подчеркивал важность чтения Торы и соблюдения изложенных в ней заповедей. В последующие века изгнание евреев с родины и появление законов, запрещающих им владеть землей в местах, где расселялась диаспора, сделали инвестиции в человеческий капитал – по природе своей движимый актив – особенно привлекательными и оправданными. Дальнейшая урбанизация мусульманского мира и средневековой Европы, повысившая спрос на квалифицированную рабочую силу, укрепила преимущества этой культурной нормы и ускорила переход евреев от сельскохозяйственных профессий к торговым и востребованным в городе, которым требовалось учиться.

Как и в случае с биологическими мутациями, культурные изменения порой появляются “случайно”, но выживают или исчезают не по воле случая[238]. Норма грамотности и чтения книг не могла возникнуть ни в еврейском, ни в протестантском обществе без указаний еврейских мудрецов и проповедей Лютера, а также, вероятно, она не укоренилась бы, если бы усвоившие ее люди не получали преимуществ, обусловленных торговой и экономической обстановкой, хотя первые сторонники изучения Торы о таких преимуществах не думали и не ссылались на них.

Разные общества в разных местах в разное время неизбежно вырабатывали разные нормы, чтобы приспособиться к конкретным экологическим условиям обитания. В разные периоды в разных цивилизациях мыслители и лидеры предлагали бесчисленное множество инициатив по реформированию норм, ценностей и верований. Тем не менее в основном культурные черты сохранялись и стимулировали значительные культурные изменения, когда либо географические и климатические характеристики и болезни, связанные со средой, либо технологические, коммерческие и социальные условия усиливали преимущества новых культурных характеристик.

Люди вырабатывали традиции и нормы, которые регулировали, например, рацион питания, права собственности, социальную сплоченность, структуру семьи и гендерные роли. Индивиды в обществах обычно считают, что их традиции основаны на вечных и важных истинах, и придерживаются и увековечивают их, необязательно всегда понимая их изначальное назначение и истинные адаптационные причины их существования[239]. Эта психологическая склонность соблюдать существующие культурные нормы, не подвергая их сомнению, дает преимущество в выживании. Общества, которые почти ничего не знают о биологии человека, групповом сознании и экологических факторах, воздействующих на места их обитания, способны процветать в сложных и ненадежных условиях, ведя себя так, словно располагают необходимыми базовыми знаниями, благодаря накопленной поколениями методом проб и ошибок мудрости, отразившейся в древних традициях, вечных верованиях и универсальных правилах. Подобным образом, унаследовав предписания относительно рациона, которые были выработаны в ответ на плохие санитарные условия и ограниченную способность отличать ядовитые дикие растения от питательных, новые поколения были избавлены от потенциально смертельного процесса обучения и адаптации к этим условиям.

Наличие огромного разнообразия культур в мире является результатом адаптации каждого общества к уникальной экологической нише и историческим обстоятельствам[240]. А значит, этот процесс не порождал никакой иерархии норм на планете. Тем не менее, как утверждал основатель школы культурной антропологии Франц Боас, единственная общая для большинства культур черта – ошибочное и иногда разрушительное убеждение, что их нормы правильные и универсальные. Возможно, эта тенденция и способствовала появлению расизма как культурной черты во многих обществах. Изображение других людей и культур как низших или даже не вполне человеческих часто использовалось завоевателями и колониальными державами в качестве морального оправдания эксплуатации, рабства, геноцида и способствовало возникновению огромного неравенства между ними и людьми, которых они колонизировали[241].

Неудивительно, что многие из сохраняющихся норм способствуют долгосрочному процветанию их носителей. Эти характеристики включают бо́льшую тенденцию к более широкому сотрудничеству, которая возникла в регионах, где географические особенности требовали развития государственной сельскохозяйственной инфраструктуры, такой как устройство террас и ирригационных систем, а также принятие более ориентированного на будущее поведения, которое развилось в земледельческих сообществах, где плоды урожая используются в течение значительного времени после инвестиций в посадку, и проявление большего доверия к незнакомцам, характерное для регионов, где неустойчивость климата требовала разделения рисков. Эти черты возникли в разное время в разных местах, но все они сохранялись и распространялись, поскольку приносили пользу обществу в целом.

Но затем в одном из регионов мира произошла радикальная трансформация, которая активизировала эти способствующие росту характеристики и привела к возникновению “культуры роста”.

Культура роста

На протяжении большей части человеческой истории люди, которые могли бы усомниться в убеждениях и предпочтениях, унаследованных от предков, не имели возможности найти