примеру, достав трубки, сигары и сигареты. Хетти благодушно обвела глазами стол и повернулась к предводителю ученых.

– Сынок, как, ты сказал, тебя зовут?

– Доктор Флойд Петерсон, – ответил тот, – и поскольку мне сорок шесть, миссис Томпсон, за «сынка» вам моя отдельная глубокая признательность. – Он наклонился к стопке газет, лежавшей на полу рядом с его стулом, и, отодвинув тарелку, вернул их на стол. – А теперь, миссис Томпсон, перейдем к фактам, – он постучал по заголовкам костяшками пальцев. – Вы порушили все наше расписание, и мне бы желательно получить ответы как можно раньше, пока надо мной не повисло расследование Атомной комиссии и Конгресса. Что вы применили, чтобы вызвать это легкое землетрясение?

– Сынок, да я тебе уже дюжину раз повторила. Наверное, все от сочетания этих странных яиц и молока Салли.

Майор с усами-щетками, мелкими глотками потягивавший кофе, поперхнулся и закашлялся. Сидящий рядом с ним глава сил безопасности КАЭ с Френчмен-Флэт подался вперед.

– Миссис Томпсон, я не знаю, каковы ваши мотивы, но пока я глубоко благодарен, что вы кинули газетным ищейкам эту… эту чушь про масло и яйца.

– Молоко и яйца, – мягко поправила его Хетти.

– Ну молоко и яйца, ладно. Но уже хватит играть в игрушки. Мы должны узнать, что вызвало этот взрыв, а вы, мистер Калпеппер и мистер Хэтфилд, – он кивнул сидящим рядом с Хетти Джонни и Барни, – единственные, кто знает правду.

– Я уже вам все сказала, – повторила Хетти. Джонни скрыл ухмылку.

– Послушайте, миссис Томпсон, – громко и с плохо скрываемым раздражением сказал доктор Петерсон, – вы создали и привели в действие взрывную силу, рядом с которой все эксперименты, проводившиеся нами на Френчмен-Флэт за последние четыре года, кажутся мелочью. Сила вашего взрывчатого вещества была явно выше, чем у атомного взрывного устройства солидных размеров, и лишь наши – и русские – тихоокеанские испытания были масштабнее. И тем не менее в пределах получаса – сорока пяти минут после взрыва не было зафиксировано ни заражения грунта, ни изменения радиационного фона нижних слоев атмосферы, нет никаких данных о загрязнении верхних слоев атмосферы или выпадении радиоактивных осадков в радиусе тысячи миль.

Миссис Томпсон, я взываю к вашему патриотизму! Ваше изобретение нужно вашим друзьям, вашей стране, свободным людям всего мира!

У Хетти расширились глаза, а затем черты ее лица сложились в маску твердой решимости. Оттолкнув стул, она встала во весь рост, выпрямила спину и гордо подняла голову. Сейчас она каждым дюймом своим была истинным пионером Запада.

– Я об этом не подумала, – серьезно произнесла она. – Клянусь, если моей стране так нужно, то моя страна все получит.

Эксперты в предвкушении подались вперед.

– Можете забирать Салли Кловердейл Марафон Третью, и мне не нужно за нее ни единого цента. Кур тоже можете забирать.

Наступило напряженное молчание, а затем майор подавился кофе, который успел набрать в рот; у человека из службы безопасности покраснело лицо, а у доктора Петерсона челюсть чуть не ударилась в грудь. Джонни, не в состоянии сдержать взрыв хохота, рванулся на заднее крыльцо и там сложился пополам.

* * *

Дверь кухни хлопнула, и доктор Петерсон тяжелыми шагами вышел на крыльцо, плотно сжимая зубами трубку. Его лицо потемнело от гнева и досады. Он не удостоил взгляда Джонни, стоящего у перил и вытиравшего слезы с глаз. Калпеппер пришел в себя и обратился к разгневанному физику:

– Доктор Петерсон, вы человек науки, а ученый должен быть готов принять факт и, осознав его, по возможности определить стоящие за ним причины. Разве нет?

– Значит, так, – Петерсон сердито развернулся к Джонни, – я уже получил все, что намеревался, от вас, уважаемые, с вашей идиотской историей. И я больше не намерен…

Джонни взял своего старшего собеседника под локоть и вежливо, но твердо повел с крыльца к хлеву.

– А я, доктор Петерсон, не намерен ни подвергать сомнению ваш интеллект, ни пытаться объяснить, что здесь произошло. Но я намерен продемонстрировать, что мы знаем.

В свете ярких прожекторов группа солдат протягивала телефонные провода от охраняемых главных ворот через двор к фермерскому дому. За новым забором из колючей проволоки возникло оживление, все придвинулись ближе, и тогда какой-то остроглазый газетчик заметил Джонни и ученого. Двое мужчин оставили без внимания выкрики, умоляющие о свежей информации, и вошли в покосившийся хлев. Джонни включил свет.

Мычание двух призовых гернзейских коров в стойлах справа от двери сменилось громкими жалобными стонами. Каждая из них явно страдала от распухшего, недоенного вымени.

– Увидеть – значит поверить, так, док? – спросил Джонни, указывая на коров.

– Увидеть что? – резко переспросил Петерсон.

– Я не сомневался, что нам придется предлагать какое-то серьезное объяснение, когда вы все тут начнете хозяйничать, и, конечно, ни на секунду вас не виню. Хетти устроила там неслабый бабах.

– И не говорите, – тревожно пробормотал доктор Петерсон, – не то слово.

– Итак, – продолжал Джонни, – я специально не подоил этих коров, дабы вы сами убедились, что мы не лжем. Да и должен заметить, у меня нет ни малейшего представления, почему это происходит, но, по крайней мере, я покажу вам, что происходит.

Он взял с полки у двери пару молочных ведер и подошел к стойлам. Петерсон шел за ним следом.

– Вот эта, – Джонни указал на более крупную корову, – Квини. У нее молоко настолько высокопробное, насколько можно ожидать от представителя чемпионской молочной линии. А эта, – он похлопал по боку вторую корову, – Салли Кловердейл Марафон Третья. Она молодая и до сих пор давала неплохое молоко, но не отличалась ни надоем, ни выдающимся качеством продукта. Она той же линии, что и Квини. Салли после своего первого теленка была сухостойна, мы ее снова осеменили, и в среду она отелилась. Но только дает она с тех пор не молоко. Смотрите!

Ногой выдвинув стул для дойки на нужное место, он поместил емкость под раздувшееся вымя Квини и принялся быстро и равномерно прыскать пенящимся молоком в ведро. Закончив, он выставил из стойла два полных ведра с густой молочной пленкой и принес еще два пустых. Затем подошел сбоку к нетерпеливой Салли. Под взглядом Петерсона Джонни наполнил ведра мутной, маслянистой на вид белой жидкостью, которую Салли выдавала со среды вместо молока. Ученый начал проявлять сдержанный интерес.

Джонни закончил, вытер корову, потом отнес ведра к первым двум и поставил рядом.

– А теперь проверьте сами, – предложил он Петерсону.

Ученый заглянул в ведра. Джонни протянул ему ковшик.

– Послушайте, Калпеппер, – сказал Петерсон, – я физик, а не фермер и не эксперт по сельскому хозяйству. Как, по-вашему, я должен понять, каким следует быть молоку? До пятнадцати лет я вообще считал, что молоко выходит из одного соска коровы, а сливки – из другого.

– Размешайте, – распорядился Джонни.

Ученый с недовольным видом взял ковшик и ткнул в ведро с молоком Квини.

– Попробуйте на вкус.

Профессор сердито глянул