Помощник коротко ответил в телефон и снова повернулся к Петерсону:

– Сказали, хотят знать, правдива ли история про молоко и яйца. Говорят, все, что они слышат, – увиливания от официального ответа и масса слухов.

– Пусть знают, что мы ничего не отрицаем и не подтверждаем. Скажите, мы ведем расследование. Утром выдадим им соответствующее заявление, – распорядился Петерсон.

Он встал из-за стола и подошел к бюро, где Джонни заканчивал перечислять ассортимент магазина стройтоваров.

– В какое время у вас обычно появляются эти яйца? – спросил предводитель ученых.

– Ну, как правило, Хетти идет их собирать каждое утро часов в девять. Но, вероятно, несут их куры часа за два до того.

– Это означает, что мы категорически не успеваем ничего подготовить для этих говорливых газетчиков.

– Вообще, – задумчиво проговорил Джонни, – можно провести освещение в курятник и заставить кур нестись раньше. Тогда несколько яиц могут оказаться в вашем распоряжении часам к четырем-пяти.

Барни по-прежнему слушал.

– И на завтрак они как раз отлично пойдут! – оживленно отозвался он в этот момент.

Петерсон недовольно посмотрел на него, а Джонни усмехнулся.

– Думаю, доктору нужны те, которые золотые, – с улыбкой сказал он.

– А, эти. – Барни с отвращением фыркнул. – Такой омлет и собака есть не станет. Док, даже не возитесь с ними.

Под руководством Джонни бригада техников протянула в курятник электрический провод. Пока они пробирались между гнездами, их сопровождали громкие негодующие крики разбуженных кур. Наконец провод был проведен, а питание подано. Под нестройное квохтанье и кудахтанье озадаченных птиц внутренности покосившегося строения осветила стопятидесятиваттная лампочка.

Здоровенный петух Соломон восседал на перекладине, спрятав голову под крыло. Когда сарай залило светом, он вздрогнул, проснувшись, и устремил на странное солнце испуганный немигающий взгляд. Потом торопливо и виновато встал и, выкатив могучую грудь, пропел пронзительный гимн Томасу Алве Эдисону. Джонни захихикал, глядя, как техники подпрыгнули от неожиданности. Он вышел из курятника, вернулся в дом и лег спать.

Будильник он поставил на четыре утра и от усталости сразу провалился в глубокий сон.

Когда потирающий сонные глаза Петерсон и Джонни в четыре тридцать утра вошли в курятник, в соломенных гнездах лежали одиннадцать золотых яиц.

Остальные, обычные, яйца передали Хетти, которая быстренько соорудила огромный завтрак. Пока Петерсон и Джонни ели, команда пресс-секретарей из отдела связей с общественностью КАЭ, прибывшая ночью, отшлифовывала официальный релиз, чтобы в восемь выдать его заждавшимся репортерам. На телефонах сидели всю ночь. Помощник Петерсона с осоловелыми глазами ввалился на кухню и рухнул на стул у стола.

– Парень, возьми себе чашку кофе, – приказала Хетти, – а я пока тебе поесть приготовлю. Тебе как яичницу поджарить?

– Глазунью с двух сторон, миссис Томпсон, и спасибо вам, – устало сказал он. – Доктор, у меня вроде бы всё. Яйца упакованы, можно грузить к вам в машину, а та может отправляться минут через десять. На полигоне еще готовятся, но к тому времени, когда вы доедете, уже должен быть полный порядок. Биологов и всех остальных надо собрать на консультацию в штабе ранчо. Я приказал выставить вокруг хлева двойную охрану и держать, пока спецы по животным проведут свои полевые тесты. И еще они обивают чем-то мягким изнутри фургон от аппаратуры, чтобы отвезти Салли в лабораторию, как только закончат. И… да, чуть не забыл… минут десять назад звонил председатель Комиссии и велел вам передать, что русские собираются сегодня утром заявить в ООН официальный протест. Утверждают, что мы пытаемся уничтожить Советский Союз, заразив их молоко.

Со стороны заднего крыльца со двора донеслись звуки потасовки и громкие крики негодования. Дверь резко распахнулась, и в комнату втолкнули разъяренного брызжущего слюной Барни, которого не выпускали из своих крепких тисков двое вооруженных охранников.

– Руки свои от меня уберите! – рычал Барни, беспомощно пытаясь вырваться. – Док, скажите этим кобурам с ногами меня отпустить!

– Мы схватили его при попытке проникнуть в хлев, сэр, – доложил Петерсону один из военных.

– Конечно, я пытался проникнуть! – в негодовании закричал батрак. – А куда ж, по-вашему, мне идти корову доить?

Петерсон улыбнулся.

– Фред, все в порядке. Это я виноват. Надо было сказать вам, что у мистера Хэтфилда право свободного доступа.

Охранники отпустили Барни. Он встряхнулся и сердито на них посмотрел.

– Барни, прости, пожалуйста, – сказал доктор Петерсон. – Я забыл об этом и рад, что ты мне напомнил. Сделай одолжение, подои Салли первой, ладно? Я заберу с собой это… молоко, или что оно там такое, мы через несколько минут выезжаем.

Солнце медленно выползало из-за гор, когда Джонни и доктор Петерсон выдвинулись со двора в сопровождении двух бронированных военных автомобилей. Предстояло преодолеть шестьдесят миль по дороге через поля. Под ранними лучами солнца поблескивала роса, в прохладном утреннем воздухе не было и намека на жару, которая наверняка настанет в разгар утра. Когда маленький караван покидал ранчо, репортеры ринулись к воротам. Целая батарея фотоаппаратов поспешила заснять машины, направляющиеся на юг.

Так начинался день, который переменил всю внешнюю политику Соединенных Штатов. И он же – день, когда лучшие в стране физики-ядерщики гуськом потянулись к кушеткам психиатров.

Несколько стремительных суток, и команда Петерсона, усиленная сотнями коллег-ученых, технарей и военных, выяснила то, что уже знал Джонни Калпеппер. Они установили, что: 1) «молоко» Салли, разведенное не более и не менее чем четырьмястами частями чистой воды, представляет собой при воспламенении более эффективное топливо, чем бензин.

Они также определили, что: 2) при правильной концентрации оно заменяет собой практически любое известное взрывчатое вещество; 3) при контакте с составляющей, находящейся внутри золотого яйца, оно производит взрыв, чья мощность начинается от килотонны из расчета одно яйцо на два стакана молока и повышается при увеличении объемов в рецептуре, но, дойдя до пика, выходит на плато; 4) им можно управлять, получив струю с желаемой взрывной силой, и 5) они не имеют ни малейшего представления, чем обусловлена реакция.

В том же порядке это вызвало: 1) падение курса акций «Стандард Ойл» до цены бумаги, на которой они напечатаны; 2) то же для акций «Дюпон»; 3) новые чистки в руководстве Верховного совета СССР; 4) восторг ракетчиков в исследовательском центре авиабазы Холломан, на мысе Канаверал и авиабазе Ванденберг и 5) мучительные приступы вырывания на себе волос у каждого химика, биолога и физика, предпринимавших безуспешные попытки исследовать два ингредиента смеси, которую пресса окрестила «Эгг-ног Томпсон».

Пока одни облаченные в белые халаты ветеринары, эксперты по сельскому хозяйству и химики тыкали и ощупывали Салли Кловердейл Марафон Третью, другие проходились по куриному стаду Хетти. Гневные крики Соломона эхом разносились по пустыне, когда его подвергали унизительным для пернатых манипуляциям, доселе неведомым ни одному петуху.

Шли недели, и на каждой из них новые эксперименты открывали новые применения удивительному «эгг-ногу». Пока Салли невозмутимо жевала жвачку