– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, намного лучше, – вежливо ответиладевочка.

– Сейчас сделаем еще один укольчик, потом будем ставитьбанки.

– Не надо банки, я боюсь. – Глаза Ларисы налилисьслезами.

– Чего ты боишься, дурочка? – улыбнуласьЛюба. – Это же не больно.

– Да, не больно, но зато страшно. Такой огонь синий… Ябоюсь, а вдруг вы меня подожжете.

– Мама никогда никого не поджигала, – вмешалсяКоля. – Она мне и Лельке всю жизнь банки ставила и ни разу нас не обожгла.У нее рука легкая. А если ты боишься, то я могу постоять рядом и подержать тебяза руку. Хочешь?

– Хочу, – слабо улыбнулась Лариса. – А что утебя на лице? Ранка?

– А, пустяки, царапина, – он беззаботно махнулрукой. – В темноте дерево не увидел и о ветку поцарапался.

Синяка с другой стороны Лариса, к счастью, не заметила.

Поздно вечером, когда все дети улеглись спать, Люба, ожидаяРодислава, подводила финансовые итоги, которые оказались весьманеутешительными. Как она ни экономила, но на новогодний праздник пришлосьпотратиться, и на продукты, и на подарки детям, отцу и Кларе Степановне.Выплата Лизе, слава богу, кажется, последняя, с 1 февраля она должна выйти наработу. Аэлла предложила чеки Внешпосылторга по номиналу, она регулярнополучала их от каких-то знакомых и всегда предлагала Романовым, потому что еслипокупать у спекулянтов, то получалось в несколько раз дороже, и Люба никогда неотказывалась: в магазинах «Березка» можно было купить такие вещи, которые вобычных магазинах не продавались. Родиславу очень хотелось хороший телевизор,«Грюндиг» или «Панасоник», и они копили чеки, чтобы сделать покупку. Так что,несмотря на режим жесткой экономии, чеки Люба взяла. Лекарства для Ларисыстоили недорого, сущие копейки, а вот приехавший частным образом и в выходнойдень врач обошелся в приличную сумму, и еще большая сумму пойдет на оплатууслуг медсестры, которая будет приезжать все пять дней, чтобы ставитькапельницы. Что же остается? Совсем мизер, а до зарплаты еще целая неделя. Какее прожить? И на новую мебель опять ничего не удалось отложить.

Лариса поправлялась быстро, и, когда миновали выходные и тридня Любиных отгулов, девочку вполне можно было возвращать бабушке, но ТатьянаФедоровна отчего-то не торопилась забирать внучку, а Романовым самим ставитьвопрос было неудобно: получалось, что они хотят поскорее избавиться от обузы.

– Ой, я вам так благодарна, так благодарна, –причитала Кемарская. – Ларочке так хорошо у вас, и с детками вашими онаобщается, и присмотрена, и ухожена, прямо как в раю. Все равно как с роднойматерью. – В этом месте Татьяна Федоровна обычно пускала слезу. – ВотНаденька-то моя, покойница, порадовалась бы за дочечку свою. Ларочка прямо наглазах расцветает.

После таких пассажей у Любы и Родислава язык неповорачивался сказать, что девочка может возвращаться домой. Люба уходила наработу, и на смену ей ровно в девять утра являлась Татьяна Федоровна, котораяделала вид, что ухаживает за внучкой, а на самом деле мешала Родиславуработать, потому что все время хотела или смотреть телевизор, илиразговаривать, или пить чай. Стоило ему устроиться со своими бумагами вгостиной, как тут же выяснялось, что Ларочке надо почитать вслух или потелевизору идет интересная передача, он собирал документы и уходил на кухню, ночерез короткое время там появлялась Кемарская и просила разрешения попить чайкуили подогреть еду для Ларисы. Родислав снова перемещался в гостиную, но тутвыяснялось, что Ларисе надо спать, он уходил в детскую, но возвращалась изшколы Леля и садилась за уроки. Николаша, убедившись, что за битую физиономиюрепрессий больше не будет, перестал обращать на Ларису внимание и изображатьзаботливого друга, после уроков пропадал где-то и возвращался только вечером, авот Леля, несмотря на выказанную ранее неприязнь к соседке, вела себядоброжелательно и проводила с Ларисой все время, свободное от уроков.

Наконец участковый врач сказал, что Лариса здорова и можетходить в школу. Татьяна Федоровна переселила внучку домой, и все снова пошлопрежним порядком. Любе даже показалось, что наступает какая-то новая полоса –полоса облегчения и улучшения. И Лариса выздоровела, и выплаты Лизепрекратились, и Аэлла сообщила, что югославские книжные полки и немецкийписьменный стол для Лели можно будет приобрести уже через три недели, и дажеочередь на румынский диван подходит быстрее, чем Люба рассчитывала. Конечно, денегна покупку всего сразу не было, но можно было обратиться к Николаю Дмитриевичу,да и у Клары Степановны кое-какая сумма отложена, она не откажет дать в долг.Одним словом, жизнь стала налаживаться.

Если бы не Лиза и ее ребенок… Люба свято соблюдала условиядоговора, но с каждым месяцем это становилось все труднее. Она-то рассчитывала,что со временем ей станет легче, она привыкнет и перестанет так острореагировать на происходящее, однако все оказалось наоборот. Чем старательнееона соблюдала этот проклятый договор, тем благодарнее был Родислав, он старалсяизо всех сил помогать по дому и быть хорошим отцом для детей и хорошим мужем,он вел себя так, что Люба начинала любить его еще сильнее, а чем сильнее онаего любила, тем больше старалась сделать так, чтобы ему ни за что не захотелосьбросить ее. Она еще больше усилий прилагала к тому, чтобы Родиславу приятно ирадостно было возвращаться домой, чтобы дом был, как завещала Анна Серафимовна,островом мира, согласия и покоя, а для этого следовало еще более тщательнособлюдать условия договора, и Родислав был благодарен ей за это, и… Возникпорочный круг, вырваться из которого не было никакой возможности. Сейчас Любалюбила своего мужа так, как не любила ни в юности, ни в первые годы их брака. Ичем сильнее любила, тем болезненнее была ревность к Лизе.

Как ни странно, к Лизиному ребенку она совсем не ревновала.Люба проявляла искренний «дружеский» интерес к Даше, все время спрашивалаРодислава о малышке, сетовала вместе с ним на Лизину безалаберность и порепликам мужа, по выражению его лица и по интонациям понимала, что к ребенку онотносится довольно равнодушно. Просто у него не хватило мужества в свое времязаявить Лизе, что этот ребенок ему не нужен. А Даша ему действительно не нужна,у него есть двое детей, и инстинкт отцовства он полностью удовлетворил.

Зато Лиза ему по-прежнему нужна, Люба это чувствовала, и отэтого все время было больно.

В этот мартовский вечер все было как обычно. Родислав уехалк Лизе, Леля сидела в детской, Коля проводил время с друзьями, а Люба, сидя застолом на кухне, составляла план предстоящих в связи с расселением детейпокупок, стараясь рационально разделить их на первоочередные и те, которыемогут подождать, чтобы правильно рассчитать бюджет. Радио бормотало что-товполголоса, но Люба не прислушивалась: только что закончился Двадцать шестойсъезд КПСС, и ни по радио, ни по телевидению не говорили ни о чем, кромематериалов съезда и его итогов.