– Надеюсь, мы поняли друг друга, – сказала она напрощание.

Закрыв за ней дверь, Люба заглянула в детскую, где Коляусиленно делал вид, что учит уроки. Прикрыв дверь, чтобы Леля ничего неуслышала, она тихим холодным голосом сказала:

– Мой сын – вор. Это самый лучший подарок, который тымог мне сделать. Спасибо, сынок.

И вышла, тихо притворив за собой дверь.

Ей хотелось плакать. Но она так давно не плакала, так давностаралась всегда держать себя в руках, что на мгновение показалось: плакать онаразучилась вообще. В горле стоял ком, в голове бухал молот, но слез не было.Она ушла в спальню и легла на кровать, спрятав лицо в подушку. Через несколькоминут скрипнула дверь, послышались тихие осторожные шаги. Коля сел рядом накрай кровати и принялся гладить мать по спине.

– Измучил я тебя, мам. Ты меня прости. Ну что со мнойсделаешь, если я такой неправильный? Мне очень нужны были деньги. А попросить утебя я не мог, мне стыдно было просить такую сумму. И заработать мне негде. Ябыл уверен, что отыграюсь и все верну, ты бы даже не заметила. Я бы отыгрался икупил тебе эти чеки. Честное слово. Мам, мне очень стыдно, что так получилось.

Люба молчала и не шевелилась. Она хорошо знала цену этимсловам, но точно так же хорошо знала и цену своим знаниям. Да, она всепонимает, но за одно то, что он пришел к ней, что он просит прощения и гладитее по спине, она готова опять простить его. Да будь проклято это лукавоематеринское сердце!

– Мам, спасибо, что ты меня не выдала. Ты настоящийдруг.

– Папа тоже так считает, – невольно вырвалось унее.

– Что? – не понял Коля.

– Ничего. Иди к себе. Я не хочу тебя видеть.

– Мам, только папе не говори, ладно?

– Скажу. Я тебя уже предупреждала: у меня от папы нетсекретов.

– Ну ма-ам…

– Иди, Коля, – устало повторила она. – Делайуроки. Я хочу побыть одна.

– Принести тебе чаю?

– Не надо.

– А может, водички попить?

– Ничего не надо. Иди, пожалуйста.

– Давай я тебя пледом прикрою, здесь прохладно.

Люба резко поднялась и села на кровати.

– У тебя большие долги? – спросила она.

– Стольник.

– Сколько у тебя есть?

– Семьдесят пять. Один чек я успел толкнуть.

Люба, не говоря ни слова, открыла шкаф и достала изконверта, в который складывала деньги на мебель, двадцатипятирублевую купюру.

– Возьми.

– Мам…

– Я не хочу ничего больше об этом слышать. Это деньги,которые отложены на твои книжные полки. Поживешь какое-то время без них, будешьскладывать книги на полу. Оставить тебя без спального места я не могу, а безполок ты обойдешься. И будешь обходиться ровно столько времени, сколько будетпродолжаться это безобразие. Уйди с глаз моих.

Сын продолжал сидеть на кровати, сжимая в руках деньги, иЛюба поняла, что он собирается вынимать из нее душу до тех пор, пока она несмягчится окончательно и не простит его, а еще лучше – пока не пообещает ничегоне говорить отцу. Этого она вынести уже не могла, развернулась и ушла на кухню,где заставила себя снова заниматься планированием покупок, только теперь ужеисходя из бюджета, уменьшившегося на двадцать пять рублей.

К шестнадцатилетию Николаши расселение детей по разнымкомнатам было завершено. Теперь и Коля, и Леля могли приводить к себе друзей,не опасаясь помешать друг другу. Люба очень надеялась на то, что сынвоспользуется возможностью общаться с товарищами дома и это оторвет его откарточных игр, но надежды не оправдались, парень по-прежнему где-то болтался ипроводил время по своему разумению. Леля же, напротив, с удовольствиемприглашала к себе подружек, и Люба всегда была им рада, поила чаем, угощалавкусностями и всех желающих учила печь пироги и пирожные.

После Колиного дня рождения пришла пора собирать детей надачу. Любе на работе предложили путевку в отличный пионерский лагерь на Черномморе.

– Возьмите, Любовь Николаевна, – уговаривал еепредседатель профкома, – у вас сынок в выпускной класс переходит, емунужно сил набраться, ведь такой ответственный год, а лагерь очень хороший, тамдва старших отряда для тех, кому пятнадцать-шестнадцать лет, ему скучно небудет.

Однако Коля ехать в лагерь категорически оказался.

– Да ну, мам, не хочу я. На даче такие классные ребятасобираются, я их уже сто лет знаю, у нас своя компания. И Лелька присмотрена.Баба Клара уже старенькая, ей трудно одной, а я помогу, если что. Лельке безменя скучно будет.

Люба понимала, что в этой тираде главное – своя компания, авовсе не сестра и не бабушка. Она хорошо помнила, как рвалась на дачу каждоелето и что значила для нее эта «своя компания». И хотя она прекрасно понимала,что на даче можно бесконтрольно делать все, что угодно, а в лагере этоневозможно и именно поэтому сын не хочет ехать на море, сделать она ничего немогла. Не тащить же его силком, не отправлять, как посылку. Кроме того, естьопасность, что и в лагере Коля не оставит своего пристрастия к карточным играм,будет играть на деньги, попадется, директор сообщит на работу, и хорошо, еслией, Любе, а если Родиславу? Огласки не избежать, и генерал Головин обязательноузнает нелицеприятную правду о своем внуке. Пусть уж лучше на даче летопроводит, там если что и случится, то Родислав поедет и договорится с местноймилицией.

За несколько дней до отъезда на дачу Люба пересмотреладетский гардероб и поняла, что без обновок не обойтись. Коле нужен новыйспортивный костюм и кроссовки, Леле – шорты, несколько маечек и утепленнаянемаркая ветровка на случай холодной погоды. Выбрав время, она отправилась в«Детский мир». Выходя из подъезда, Люба наткнулась на Татьяну Федоровну,сидящую на лавочке.

– Ой, Любочка, хорошо, что я тебя встретила. Ты далекособралась?

– В магазин. А что вы хотели, Татьяна Федоровна?

– Так я спросить хотела: можно Ларочка к вам придет? Увас так хорошо, такая обстановка добрая, она у вас прямо душой отогревается. Ато ведь сиротиночка…

– Конечно, пусть приходит. Только у нас сейчас никогонет, кроме Лели.

– А и пусть девочки вместе поиграют, –воодушевилась Кемарская. – Они ж почти ровесницы, им скучно не будет.

Люба оказалась в тупике. Она точно знала, что Лелю гостья необрадует. Дочка неоднократно говорила, что ей с Ларисой скучно, что та малочитала и ничего не знает, с ней не о чем разговаривать, и играть в игры,которые любит Леля, она или не умеет, или не хочет, потому что у нее неполучается. Но как сказать об этом Кемарской? Да и нужно ли говорить? КогдаЛюба дома, она обычно принимала удар на себя: сама занималась Ларисой, делясь сней кулинарными умениями. К кулинарии девочка проявляла большой интерес и определенныеспособности и училась с удовольствием. Если дома был Коля, особенно если он вчем-нибудь провинился, то сразу подключался к развлечению соседки. Он вообщеготов был на все, лишь бы не делать уроки. Можно было бы сейчас вернутьсядомой, но… Покупки надо было сделать сегодня, другого времени у нее не будет.