неприметном портфельчике. Охотников же совершил подвиг Геракла. Часть денег он извлек из носков, потом снял одну туфлю, вторую, взял деньги оттуда, затем часть суммы достал из нагрудного кармана рубашки, внутренних и наружных карманов пиджака и в заключение опустошил карманы брюк.

Граждане, сидящие на соседней скамейке, с любопытством наблюдали за Чубом и Охотниковым, наверное видя в них валютчика и его жертву.

Охотников не уставал восхищаться своей предприимчивостью и фантазией, когда Чуб, в свою очередь, думал о более прозаических вещах, опасаясь появления ментов с последующим препровождением в отделение и осмотром портфельчика с набором фальшивых документов. А дальше как обычно – взяли при попытке сбыта поддельных документов. Срок Чубу назначат по совокупности, что, конечно же, может знаменовать собой завершение его блистательной карьеры и смену апартаментов на вполне скромное и тесное жилище с диетическим питанием и вполне предсказуемым досугом. Или такой вариант: по результатам личного досмотра ничего не обнаружено, а в отделение таких личностей не было, и все – тогда можно позабыть о десяти штуках.

Размышляя о подобном развитии событий, Чуб быстро спрятал деньги в портфель и, ощущая, как краска приливает к лицу, еле сдержался, чтобы не высказать Охотникову правду в лицо, кто он есть в этом мире и какая карьера может ожидать его в ближайшем будущем. Но больше его беспокоило другое: с самого начала их встречи неподалеку ошивался какой-то парень, активно изображавший из себя праздно шатающегося, что не очень-то у него получалось, и, глядя на его лицо, Чуб сделал для себя вполне очевидный вывод. Этот гориллоподобный парень никак не походил на романтика и очень смахивал на пацана. Или, может, это мент в штатском?

– Пересчитай на всякий случай деньги, а то скажешь потом, что я тебя обманул, – предложил Охотников, который, судя по всему, не замечал ничего вокруг, кроме этой вожделенной папочки с документами.

Чуб сделал вид человека, увлеченного разговором, но краем глаза продолжал следить за коротко стриженным парнем с хмурым лицом, не внушающим симпатии, а уж тем более доверия. Одет он был в синие джинсы и блекло-серую майку. Он раз все-таки прокололся и выдал себя, бросив в их сторону слишком пристальный взгляд, что могло означать для Чуба одно – их пасут. А чтобы в этом удостовериться, он предложил, к удивлению Охотникова, немного прогуляться по саду и передал папку ему в руки. Охотников кивнул и, не глядя себе под ноги, тут же, что и следовало ожидать, раскрыл папку и принялся беззвучно шевелить губами. Убедившись, что это и есть то самое ценное содержимое, он в порыве охватившего его восторга, что есть силы сжал руку Чуба.

– Никогда не забуду твоей услуги! Потом, через год-два, я думаю не позже, когда я буду вести какое-нибудь ток-шоу на ТВ, я приглашу тебя в студию как неизвестного героя, и ты расскажешь, как тебе было трудно достать эти документы. Для твоего пиара я скажу, что ты взялся за помощь бескорыстно.

– Давай вдоль пруда пройдемся. – Чуб прямо-таки чувствовал на своей спине взгляд. И этот взгляд приводил его в беспокойство, но он не оглядывался, чтобы не подавать виду, будто бы догадался. Вместо этого Чуб судорожно думал, как бы ему отсюда смыться и есть ли какой-нибудь смысл бежать к машине, в которой его могут ждать «гости», или, чего доброго, он взлетит в ней на воздух. Пока Охотников говорил, Чуб смотрел по сторонам, думая, как лучше поступить: «Метнуться через забор и в метро? Нырнуть в толпу и там затеряться? Но куда дальше? Меня могут ждать и дома! И я почему-то уверен, что пришли за мной. Да и не исключено, что и за Охотниковым. Только этому придурку я ничего сообщать не буду. Он все испортит, начнет башкой вертеть во все стороны. Нет уж, пусть сам спасается. Выходить через главный вход нет никакого смысла, сколько там этих пацанов, любителей Ботанического сада, я не знаю. Здесь один, а на входе я никого не видел. Вряд ли они такие дураки, чтобы отправить за мной всего одного человека».

– Ты чего задумался? Водку будешь?

Чуб машинально взглянул на бутылку водки, потом на Охотникова и, кажется, что-то понял.

– А знаешь что! Была не была! Дай-ка мне бутылку!

– Удивил! Удивил, Женька!

– Подожди меня здесь. Я тут одного своего знакомого приметил.

– Какой знакомый? – Охотников принялся озираться по сторонам, словно флюгер на ветру.

– Подожди здесь, – резко сказал Чуб и, держа бутылку водки в руке за горлышко, развернулся и направился к пацану, который делал вид, будто бы думает о чем-то серьезном.

– Извините, – вежливо обратился к нему Чуб, пока тот изображал из себя любителя природы и как будто не замечал его приближения.

– Да? – едва он повернулся к Чубу лицом, как тот со всей силы ударил его бутылкой по голове. В руках осталось одно лишь горлышко. Пацан рухнул словно подкошенный. Отбросив горлышко за ненадобностью, Чуб нагнулся и пошарил по карманам неудавшегося шпиона.

«Значит, все-таки за мной пришли. Мочить собрались», – с каким-то недоумением подумал Чуб и, перепрятав пистолет во внутренний карман пиджака, метнулся прочь от ничего не понимавшего Охотникова, который решил оказать пострадавшему первую помощь.

Глава 6

Илларион как можно тише захлопнул за собой дверь. Не желая обозначать свое присутствие, свет зажигать не спешил. «Профессия – вторая натура, – вздохнул Забродов. – кажется, у меня уже не должно быть поводов к беспокойству. Служба закончилась, и я свободен, могу заниматься своими делами. Но нет, все время в моей жизни что-то происходит, и я решаю чужие проблемы. Хотя в данном случае я не могу так говорить. Все-таки Аркадий был моим другом, и если бы я равнодушно отнесся к его смерти, то грош мне цена. Теперь я не могу отсиживаться, надо что-то предпринимать».

Илларион на всякий случай достал пистолет. Когда речь идет о собственной жизни, все остальное кажется пустяками и проблемы разрешаются по мере поступления. Забродов искренне полагал, что ничего страшного не случится, если в крайнем случае ему придется взбудоражить это болото несколькими выстрелами; совсем невесело будет, если он из-за чрезмерной тактичности и нежелания тревожить соседей станет холодным трупом и загадочная смерть Тихого так и останется неразгаданной. Такой вариант