жители бы с искренним видом сказали бы перед новостной камерой: «Мы даже представить себе не могли, чтобы здесь могло такое произойти».

Дети были разодеты в лучшие хеллоуинские костюмы. Талли и Эмметт миновали шумную группу маленьких роботов, стайку принцесс, бессчетное число супергероев, трио мумий, несколько шабашей маленьких ведьм. У озера стояло довольно много передвижных закусочных: сладкий попкорн, смор[61] и даже карамельные яблоки. Здесь же был устроен небольшой лабиринт из сена, и непокорные люди ныряли туда – их не останавливало даже тяжелое свинцовое небо, готовое в любую секунду взорваться. Мимо пробежала девочка с крыльями бабочки, напомнив ему об увядших крыльях в новом рюкзаке у Талли дома. Другая девочка взвизгнула, увидев что-то за их спинами, напугав Талли, которая сначала всплеснула руками, потом обернулась и рассмеялась.

– Ох и напугала она меня! Разминка перед вечеринкой, – сказала она. – И вот что! Там будет куча еды. Вдоволь. И, кстати, надо заехать в кондитерскую за тортом. Лионел его обожает.

Так как Талли не взяла его за руку, он, не желая показаться нахальным, тоже не стал этого делать. Тепло прикосновения успокаивало, он не до конца осознавал, насколько ему этого не хватало. Она шла близко, иногда касаясь его плеча, чтобы привлечь его внимание к чему-то: к маленькой собачке в костюме цветка, к большому коричневому псу в костюме пирата, к мальчикам-близнецам, одетым в скунсов. И он знал, что она старалась увести его от дома, где двор был заставлен фальшивыми могильными камнями. Дурацкие каламбуры, торчащие среди листьев руки скелетов. Если люди в данное время по кому-нибудь не горевали, то врядли им пришло бы в голову, как трудно бывает в Хеллоуин тем, кто горевал. Так много смерти вокруг. Постоянные напоминания, какой конец ждет каждого, и все это непрерывно, не умолкая ни на секунду.

– Пойдем отсюда. Эти могилы… Терпеть не могу. – Талли потянула его за рукав.

Она взяла его за руку, и они направились в кондитерскую за тыквенным тортом, глазированным белым сливочным кремом. Пока она была внутри, Эмметт зашел на рынок через дорогу, взял из ведра букет подсолнухов, с которых капала вода, и понес к кассе. Когда она с тортом вышла на улицу, он взял его у нее из рук, заменив цветами.

– Ой, а это зачем? – улыбаясь, спросила она.

– Это тебе. И Ван Гогу.

– Ах да, милый Ван Гог. Спасибо, Эмметт, – сказала она и прижала цветы к груди.

Под свежими потоками дождя врассыпную разбежались одетые в костюмы дети и их родители, заскользили по гладкому асфальту машинки для гольфа. Эмметт и Талли, держась за руки и накрывшись капюшонами, неторопливо шли домой. Мимо освещенных крылечек и тыкв, мимо оранжевых ковриков у дверей и хеллоуинских венков. Талли здоровалась с соседями и махала им рукой. Соседи смотрели дружелюбно, на Эмметта тоже, все улыбались и счастливо занимались своими делами – ведь настал Хеллоуин.

* * *

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: ты мне тоже небезразличен

Талли,

У меня нет ощущения что я выиграл. Нет, это так не работает. И спасибо что ответила мне есть ли у тебя кто-то. Спасибо что не выставила меня дураком за то что спросил. (Кстати он похоже был создан в пробирке специально для тебя.)

Так вот… Должен сказать тебе кое-что, а потом уж да, сделаем в письмах паузу. Если ты так желаешь. Еще раз хочу сказать – ценю что ты вышла на связь. И хотя понимаю что речь не только обо мне, я тем не менее почувствовал себя лучше.

Хочу тебе кое в чем признаться. Полагаю, Лионел тебе этого не рассказывал.

Лионел первым узнал про меня и Одетту. Он страшно разозлился и я думал, что он действительно надерет мне задницу. Лионел умеет навести страх. Я умолял его позволить мне самому все рассказать тебе, но струсил и не рассказал… Ты узнала сама по себе ведь ты не дура. Лионел сам тебе не рассказал лишь потому что у нас с тобой была в разгаре пятая попытка ЭКО. Он решил что эта новость на тебя слишком плохо подействует. Сам он узнал из рассказа нашего общего друга по художественной галерее. И честное слово я не знал что этот человек был в курсе. Одетта и я… мы не то чтобы открыто флиртовали на работе. Как я уже говорил, я ничего не планировал.

Я знаю как ты относишься к Лионелу и считаешь что он ведет идеальную жизнь, но мне кое-что известно…

Он меня навсегда возненавидит за то что пишу тебе это но он признался что вскоре после их женитьбы он изменил Зоре. Один раз, когда он еще временами жил в Нью-Йорк-Сити… с женщиной оттуда. С Зорой они были всего год как женаты. Он признался ей и сказал что их отношения с тех пор стали лишь крепче. Он получил урок и не потерял Зору. Я поклялся никому не говорить но сейчас нарушаю клятву. Но когда он мне об этом рассказывал я почувствовал что может он говорит мне… чтобы вселить в меня мысль что если он и Зора смогли оставаться вместе и после всего наладить отношения то возможно мы с тобой сможем тоже. Когда я выехал из нашего дома и переехал к Одетте… я еще надеялся что нам с тобой удастся… что-то наладить. Я этого хотел. Мне кажется мы оба пытались отыскать способ оставаться вместе… но все произошло так быстро… а потом… Одетта сказала мне что беременна.

Я подумал что сейчас можно тебе об этом рассказать потому что… ну, потому что как мне показалось твои раны затянулись и ты счастлива и вроде живешь дальше. И я не хочу чтобы у меня были от тебя тайны. Мы с Одеттой ходим к психологу и я учусь как быть более открытым и искренним. Для тебя и в твоей жизни лечение очень важно… и я помню как настойчиво ты старалась уговорить меня на это… Прости меня что я пошел на это лишь после всего случившегося.

Еще хочу тебе сказать что нарочно не сменил пароль на Фейсбуке. Знаю что ты заходишь туда и просматриваешь. Я вижу когда это происходит. Не странно ли что мне нравится наша тайная связь? Больше нигде мы не связаны… и я не знал поговорим ли мы еще когда-нибудь… и вдруг твое письмо.

Надеюсь ты возьмешь ребенка если именно этого хочешь. И как бы банально это ни прозвучало… желаю тебе всего самого хорошего в жизни и чтобы сбылось все чего ты хотела. Никто не заслуживает этого больше чем ты. Ты будешь ПОТРЯСАЮЩЕЙ матерью. Ты заслуживаешь всей любви и самого лучшего что есть на свете. Мой почтовый ящик открыт для тебя. Не проблема если это последнее из наших писем, но знай что я глубоко (горько) сожалею что принес тебе/нам столько боли. Знаю что этих слов никогда не будет достаточно. Ты полная противоположность «ни на что не годной». И твое прощение имеет для меня огромное значение.

Д

* * *

Он принимал душ, и письмо Джоэла все не шло у него из головы. Хватит писать Джоэлу. Дурацкая была затея, и она уже в прошлом. Теперь Эмметт знал то, чего не знала Талли, и не скажет ни одной живой душе. Его коробило, что он знал тайну ее брата и ничего ей не рассказывал. У нее загорались глаза, когда она говорила о Лионеле, даже когда он доставлял ей беспокойство.

Эмметт сделал воду в душе максимально горячей в попытке смыть с себя грехи и опять вышел, благоухая как Талли. Он взял с собой в ванную пакет с туалетными принадлежностями и, положив на язык таблетку бета-блокатора, запил водой из крана. Эмметт воспользовался