рассеивалась, а за ними в темнеющем небе брезжили уже бледные звезды. Войска отходили опять, оставшиеся в живых ковыляли обратно – омывать раны, оплакивать друзей и клясться отомстить врагам поутру, когда взойдет солнце. А жадные, голодные шакалы под покровом тьмы подкрадывались ближе.

Явился Гектор. Прошел между колонн, мимо меня, встал у могучих бронзовых ступней Аполлона. Поднявшись, я наблюдала за ним.

Кудри брата промокли. Видно, прежде чем предстать перед богом, он смыл с себя пыль и грязь смертоубийства. Затылок его был обнажен, перья огромного шлема не колыхались над головой. От вида этой оголенной полоски беззащитной плоти сердце мое сжалось. Он пышет здоровьем и жизненной силой, руки его упруги и мускулисты, грудь вздымается и опадает, кровь бежит по жилам – сегодня. Я закрыла глаза, и веки защипало от слез.

Звякнул металл, полилась жидкость. К благоуханию фимиама примешался сладкий аромат вина – Гектор совершил возлияние. А после, верно, встал перед статуей, распростер руки и начал молиться.

Вместе с дымным воскурением по телу моему равномерно разливался покой, сознание очищалось от дребезжащего сумбура. Открыв глаза, я увидела, что Гектор смотрит на меня.

– Пришел узнать, чего ждать завтра? – спросила я, разомкнув высохшие губы, охрипшая от долгого молчания. Не открывала рта с тех самых пор, как там, на стенах, над полем битвы, объявила, никем не будучи услышанной, что от меча Гектора пал не Ахилл.

– Это одним богам ведомо, – ответил Гектор.

И как он только может глядеть столь добродушно и задумчиво? Наверняка ведь пришел выведать у Аполлона, какой будет Ахиллова месть. Я взглянула на бога, безмолвно возвышавшегося у брата за спиной. И наконец почувствовала, что бег невнятных мыслей замедлился и все они, одна за другой, встали на свои места.

– Вижу! – прошептала я.

Никогда он не высмеивал и не бранил меня. Грекам Гектор нес смерть – грозный воитель, не знавший ни пощады, ни слабости. А для троянцев был защитником и к полупомешанной сестре относился по-доброму, как ко всем остальным.

– Что станет со мной, не имеет значения, – сказал он. И опустился на колени рядом. – Этого мне знать не нужно.

– Воин, которого ты нынче убил… – начала я.

– Нынче я убил множество. Как и во всякий день этой десятилетней войны. Но того, о ком ты говоришь, надевшего доспехи Ахилла, звали Патрокл. – Он глянул на меня. – И за его жизнь Ахилл захочет взять мою – это мне известно. Патрокл, умирая, проклял меня и предупредил, что будет дальше.

Патрокл. Белизна расползалась уже по краям поля зрения, но я, проглотив одновременно подступившую к горлу желчь, заставила себя глядеть на Гектора, и только на него.

– Но Ахилл – всего один человек, – спокойно продолжил Гектор. – Мы греков вчера еще почти одолели. И погоним их до самых кораблей, а он пусть буйствует сколько хочет, обрушивая на нас свой гнев. Может, с горя забудет об осторожности.

Я протянула руку, обхватила его предплечье. Такое теплое, под кожей бьется жизнь. А завтра к закату обмякнет, покроется пылью, волочась по земле за колесницей Ахилла. Я рассматривала нежную изнанку его запястья, узор из сине-зеленых жилок. И видела, что тьма уже приближается к нему и скоро поглотит моего терпеливого брата.

– Идем, – сказал он, поднимаясь, и легонько потянул меня за собой. – Нечего одной здесь сидеть. Идем во дворец, побудь сегодня с нами.

Никто другой меня туда не позвал бы. А от жалости Гектора становилось еще больней. Я последовала за братом без возражений, ведь больше он меня ни о чем уж не попросит. Напоследок оглянулась еще раз на Аполлона, на вино, которым Гектор почтил его, багровевшее в чаше у подножия статуи. Завтра вечером Троя будет скорбеть, как никогда еще за десять лет войны. А я шла за братом и уже горевала по нему, все сильнее с каждым шагом.

18. Клитемнестра

– Ну-ну, – поторопила я, так стремительно подавшись вперед, что чуть вино не выплеснула из чаши.

Он посмотрел на меня с опаской. Натянутый как струна жилистый юноша явно робел, хоть и понимал, что вести мне принес хорошие. С тревогой он поглядывал и на Эгисфа, сидевшего рядом со мной в высоком и раззолоченном до безобразия кресле со слишком широкой для узких его плеч спинкой. Из-за Эгисфа-то гонцу и не по себе, догадалась я, ведь о победах греков в Трое он докладывает незнакомцу, занявшему трон Агамемнона.

– Ахилл, говорят, сражался как одержимый, – продолжил он, слегка запинаясь. Я ободряюще кивнула. – Он… врывался в ряды троянцев, как засушливым летом пожар врывается в чащу.

– Кого же он убил, расскажи, – велела я.

– То был не человек, а лев…

– Ясно, ясно, бушевал пожаром и рычал львом, но расскажи же, что он сделал.

– Гектор надел похищенные доспехи Ахилла, с убитого Патрокла снятые, но Ахилл облачился в другие, поистине превосходные, каких не видывали еще, – наверняка подарок его бессмертной матушки, достойный кузницы самого Гефеста. – Уловив отразившуюся на моем лице досаду, юноша осекся. – Троянцы от ярости его пришли в ужас, царица Клитемнестра, и побежали. Но он преследовал их неотступно.

Я с наслаждением отхлебнула вина.

– Снова и снова он разил бегущих копьем. Стаскивал воинов с колесниц, спрыгнув со своей, а те хватали его за ноги, моля о пощаде, но жалости он не знал. Вонзал мечи под ребра, отсекал головы, рубил на части и топтал конями тела, пока колесница его не разукрасилась запекшейся кровью, брызгавшей из-под молотящих колес и грохочущих копыт. – Он разошелся, понял, что такого-то рассказа мне и нужно было. – Ахилл преследовал троянцев до самого берега Ксанфа, а там обагрил воды реки их кровью. Лишь двенадцать воинов оставил он в живых…

– Зачем оставил? – спросил Эгисф.

Как видно, тоже захваченный повествованием, он все-таки не мог спокойно усидеть на троне. Не разделял моего удовольствия.

– Поклялся перерезать им глотки у погребального костра Патрокла. Но не мог сжечь тело любимого друга, не утолив жажду мести, а для этого годилось лишь убийство Гектора.

– И где же был Гектор? – спросила я.

– Ахилл никак не находил его в несметной сутолоке боя, но искал неустанно, всех выкашивая на своем пути. У ног его гибли, задыхаясь, иные сыновья Приама, и реку завалило трупами. Он так рассвирепел, так безоглядно возжелал кровопролития, что с самим Аполлоном, пожалуй, сразился бы. Побежденные троянцы бежали в город, отчаянно стремясь укрыться от Ахилла в крепости, пока он всех не перебил.

Я откинулась на подушки, потягивая вино. В Авлиде я Ахилла не видела,