Отбросив тюбик, я осторожно провела указательным пальчиком по головке. Затем средним. Медленно. По кругу. Еще и еще. А затем, сжав ладонь неторопливо, томительно, с явным усилием протолкнула пружинистый ствол сквозь кулак и, как только между большим и указательным пальцем показалась золотая головка, замерла. Лишь на долю секунды. Потому что в следующий миг резко опустила руку до основания.

Так ведь бывает в первый раз?

Белый крем, размазанный по члену неровными разводами, выглядел пошло, порочно, развратно. Я старательно ритмично скользила ладонью вверх-вниз, получая какое-то извращенное удовольствие, потому что представляла, как Марк будет на это смотреть.

Как будет представлять мою руку на своем члене. Таком твердом. Таком горячем. Нежно-бархатистом. С терпким запахом мужского возбуждения. С мутной каплей на головке.

Затем я добавила еще крем и подключила ноги. Перекатывая золотую игрушку ступнями, лаская ладошкой ее кончик, откровенно постанывала. Моя собственная влага темным пятном впитывалась в одеяло.

Сама по себе игрушка не возбуждала. Возбуждал тот пикантный факт, что между ней и мной есть Марк. Я представила, что сделал бы он, будь сейчас рядом. Попыталась прочесть его мысли.

Поэтому я взяла золотой член, высвободила из плена ног и приблизила к своему лону. Розовому. Блестящему от влаги. Непорочно гладкому. И ощутимо шлепнула его гладким, пахнущим кокосом, фаллосом.

Мне кажется, именно так, Марк бы и поступил.

Как бы наказал…

Но в то же время и поощрил…

Переливающийся ствол нежно скользил в розовых лепестках. Дразня. Раззадоривая. Провоцируя на большее. Мне хотелось закрыть глаза и полностью отдаться фантазии, что это ОН, это Марк играет со мной, ласкает, разжигает внутри огонь.

Но нужно было четко следить за экраном, чтобы, во-первых, в кадр не попало ничего лишнего, а во-вторых, чтобы не укрылось самое волнующее.

Значит, ты не против игрушек, Марк…

Это хорошо…

Я усилила давление члена на разбухший до предела клитор, движения ускорились и дыхание сбилось. С трудом контролируя процесс съемки, представила профессора тут, у своих широко разведенных ног.

Вот он берет из моих рук массивную золотую игрушку, слегка шлепает ею, вызывая прилив крови, увеличивающий чувствительность, и теперь вся инициатива только в его руках.

Вот его член. Настоящий, розовый, перевитый венами, с темной крупной головкой, скользит внутрь меня. Глубоко. Мощно. Сильно. При этом мягкий силикон порхает по моей напряженной горошине.

Оргазм, накатывающий постепенно, внезапно срывается лавиной цунами. Я задрожала, наблюдая в экране, как сокращаются мышцы живота, как отбросив резиновый член, мои пальцы привычными движениями резко оттягивали потемневшие складки, ныряли неглубоко внутрь и размазывали влагу по нежной коже бедер.

Успокаиваясь, я поглаживала горячую плоть, а затем без долгих раздумий приставила золотую игрушку ко входу.

— Кажется, так все должно быть в первый раз, — прохрипела я, — Сначала оргазм, потом только боль…

Дернула рукой и отключила видео.

МАРК

Валясь с ног от усталости, открыл входную дверь. Вместо привычной пустоты и тишины квартира встретила мягким светом, льющимся из гостиной.

Мне не требовалось долго соображать, чтобы понять, кто в такое время может здесь находиться, потому что дубликат ключей есть только у одного человека.

Гретхен.

Я тихонько разулся, повесил в шкаф пальто, положил на тумбочку ключи и мучительно молчащий мобильник и прошел на звук тихо работающего телевизора, свет которого и был виден из коридора.

Брюнетка спала на диване, вытянув свои идеальные, но слишком длинные для моего дивана ноги. Ступни в теплых шерстяных носках лежали на подлокотнике, ладошки Гретхен сложила по-детски под щекой. Рядом на журнальном столике стоял стакан с водой, и валялись использованные бумажные платочки.

Снова плакала.

И я испытал мучительные угрызения совести от того, что меня не было рядом. У нее сейчас сложный период, плюс беременность… Я должен был оберегать ее и дарить положительные эмоции, но в то время, пока она тут страдала, пытался хоть как-то разобраться в собственной голове и в жизни.

Открыл пухлый велюровый пуфик, извлек мягкий теплый вязаный плед и укрыл гостью. Однако, отличающаяся чутким сном Гретхен, в тот же миг, когда пушистая ткань коснулась ее покрывшихся мурашками голых плеч, распахнула глаза.

Красные. Грустные. С залегшими под ними тенями.

— Где тебя носило, Марк? — всхлипнула Гретхен, поднимаясь с дивана. — Который сейчас вообще час? Четыре утра?

— Что случилось, Грета? Ты почему плакала? С тобой все в порядке? А с ребенком?

— С малышкой все хорошо. Я тоже вроде как ничего. А что с тобой? — удивленно распахнув темные глаза, Гретхен притронулась холодными пальцами к разбитой губе, отчего пришлось поморщиться.

— Да так…

— Это из-за нее, да? Из-за Вики этой?

— Грета…

— Марк, я тебя не узнаю! Что вы все с ума посходили из-за этой девки? Очнись, пожалуйста!

— Грета, со своей личной жизнью я разберусь сам. Ты лучше расскажи мне, что у вас с Дитрихом?

— Все сложно… Вернее… все просто… но так грязно, мерзко и противно, что не хочется о нем даже говорить…

— А как же ребенок?

— Его отец не Дитрих…

— В смысле? А кто?

— Не знаю…

— То есть как не знаешь?

— Марк, это долгая история… Возможно, когда-нибудь я и расскажу ее тебе, но точно не сегодня.

— Ладно… Иди, ложись в спальню на кровать. Нечего тебе тут на диване ютиться.

— Нет, Марк, ну что ты… Мне нормально…

— Грета, у тебя даже ноги не помещаются! К утру твоя спина будет так ныть, что утренняя тошнота покажется сущим пустяком.

— Хорошо…

— Постельное там чистое. С утра менял.

— Угу…

Грета перебралась в комнату и прикрыла за собой двери. Выключив моргающий раздражающей рекламой телевизор, я отправился принять душ и смыть с себя усталость и напряжение долгого дня.

Мысли крутились вокруг Вики, но, честно говоря гонять их по кругу уже порядком утомило. Телефон безжалостно молчал, хотя сообщения отмечены, как прочитанные. Понимаю, что обиделась. Согласен, имеет право. Но золотая приблуда навязчиво вставала перед глазами, как и сама маленькая мисс Беккер. Растрепанная, невероятно милая и в то же время дикая, сексуальная, в долбаном кожаном лифчике, плотно обтягивающем манящие идеальные полушария.