— Спасибо, Айрин. — Он переключил коммутатор, таки не отрывая глаз от отчета. — Что там у тебя, милая?

Вряд ли он что-то оставил дома, скорее всего Джейн сталохуже, и Лиз хочет, чтобы он забрал ее из школы.

— С тобою все в порядке?

В ответ Лиз захихикала, и это означало, что настроение ееуспело кардинально измениться. Когда он уезжал на работу, Лиз была раздраженнойнастолько, что на его предложение пообедать вместе в каком-нибудь ресторанеответила криком, чего не было еще никогда. Впрочем, Берни прекрасно понималтеперешнее ее состояние и поэтому нисколько не обижался.

— Все прекрасно.

В голосе ее звучали торжествующие, радостные нотки.

— Что-то ты сегодня веселая. Что-нибудь случилось?

— Может быть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— У меня отошли воды.

— Вот так раз! Я срочно выезжаю домой!

— Можешь не спешить. Ничего серьезного пока непроисходит.

Она сказала это едва ли не победно. Еще бы — они ждали этогомомента девять с половиной месяцев.

— Ты, надеюсь, позвонила доктору?

— Конечно. Он сказал, что, пока не начнутся серьезныесхватки, звонить ему не надо.

— И сколько же до этого может пройти времени?

— Нам же говорили об этом в классе — вспомни! Все можетначаться уже через полчаса, а может — и завтра утром. В любом случае ждать уженедолго.

— Я выезжаю. Тебе что-нибудь нужно?

— Кроме тебя — ничего! Ты уж прости меня за то, что всеэто время я была такой злющей… Я сама себе казалась такой отвратительной… Ты непредставляешь…

О том, что все это время ее мучили боли в бедрах и спине,она не сказала ни слова.

— Я все понимаю. Об этом можешь не думать. Все ужепочти позади…

— Как мне хочется увидеть нашего ребенка… И тут Лизвпервые за все время испугалась. Когда Берни вернулся домой, она решила принятьдуш, и с этого-то все действительно и началось. Когда она оделась и села вкресло, у нее начались такие схватки, что она застонала. Берни посоветовал ейдышать так, как их учили на курсах, а сам, достав свои любимые часы, принялсязаводить их.

— Ты что — хочешь их носить? — Она вновь сталараздражительной. О том, как и почему возникают подобные состояния, им тожеговорили на курсах. — Как тебе могут нравиться такие часы? Они жесовершенно безвкусные.

Он улыбнулся, понимая, что роды вот-вот начнутся. Еераздражительность была верным признаком этого.

Он позвонил Трейси и попросил ее забрать из школы Джейн.Услышав о том, что у Лиз начались схватки, та безумно разволновалась. К часусхватки следовали одна за одной так часто, что Лиз даже не успевала перевестидух. Было понятно, что им нужно срочно выезжать в больницу. Доктор их ужеподжидал. Берни сам катил кресло, в котором сидела Лиз, медсестра шла немногосзади. Когда у Лиз начиналась очередная схватка, она делала знак Берниостановиться. Едва они подошли к двери родильной палаты, Лиз вдруг неистовозамахала рукой. Одна схватка тут же сменилась второй, вторая — третьей, третья— четвертой… Лиз стала кричать. Они помогли ей встать с каталки и перейти накойку, где с Лиз сняли одежду.

— Миленькая, все хорошо… Все в порядке… Недавние страхисовершенно оставили Берни. Теперь ему даже казалось странным, что в моментрождения ребенка отец обычно отсутствует. Он мог быть только здесь, и нигдебольше. Вновь начались схватки. Лиз завизжала. Еще более страшный крик онаиздала, когда ее начал осматривать доктор. Берни держал ее за руки, пытаясь приэтом говорить с ней, но все было напрасно, она его не слышала… Доктор, закончивосмотр, удовлетворенно кивнул головой.

— Дела идут хорошо, Лиз.

Это был добродушный голубоглазый человек с совершенно седойголовой. И Берни, и Лиз он понравился с первого взгляда. От него исходили теплои уверенность, правда, Лиз сейчас было совершенно не до него. Вцепившись в рукуБерни, она самозабвенно кричала при каждой новой схватке.

— Восемь сантиметров… Еще два — и начнете тужиться…

— Я не хочу тужиться! Я хочу домой!

Берни улыбнулся доктору. Следующие два сантиметра прошлибыстрее, чем предполагал доктор. С начала родов минуло уже восемь часов,которые летели для Берни совершенно незаметно, для Лиз же они показалисьвечностью: боль буквально раздирала ее на части.

— Я больше не могу! — вдруг выкрикнула Лиз.

Они закрепили ремнями ее ноги, и доктор сказал ей, что емупридется сделать эпизиотомию.

— Делайте, что хотите! Только избавьте меня от ребенка!Слышите? Я больше не могу!

Теперь она уже плакала навзрыд. Берни заволновался. Смотретьна то, как она корчится от боли, было выше его сил. Доктор же вел себя как ни вчем не бывало.

— Может, ей дать что-нибудь? — шепотом спросилБерни. Доктор отрицательно помотал головой. Две женщины в зеленых хирургическиххалатах подкатили к нему детскую кроватку с рефлектором. Значит, все шлодействительно нормально. Берни наклонился к Лиз и сказал ей об этом на ухо.

— Я… Я не могу… Мне больно…

Она выглядела смертельно усталой. Берни посмотрел на часы иостолбенел. Было шесть — значит, Лиз тужилась уже два часа.

— Давай! — Голос доктора вдруг сталвластным. — Давай же, Лиз, ну! Поднатужься посильнее… Еще раз! Еще! Еще!Давай, вон уже и головка его показалась!

Лиз взвыла, и тут вдруг раздался совсем другой голосок —куда более тонкий и тихий. Берни приподнял Лиз за плечи, чтобы ребеночкаувидела и она. Лиз поднатужилась, и в следующее мгновение они увидели в рукахдоктора их сына. Лиз плакала — теперь уже от счастья, слезы навернулись и наглаза Берни. Это был праздник жизни; как им и говорили, о боли они мгновеннозабыли. Доктор дождался выхода плаценты и перерезал пуповину. Он обработал ее ипосле этого передал младенца Берни. Лиз била крупная дрожь, но это тоже былонормально. Берни поднес младенца к ее лицу, и она поцеловала малыша в атласнующечку.

— И как же его зовут?

Доктор, улыбаясь, смотрел на счастливых родителей. Берни иЛиз переглянулись, и Лиз уверенно ответила:

— Александр Артур Фаин.

— Моего дедушку звали Артуром, — пояснил Берни.Дать ребенку это имя просила и его мать. Он вновь повторил:

— Александр Артур Фаин.

После чего, так и не выпуская из рук младенца, он поцеловалЛиз. Ребенок уже спал блаженным сном.

Прибытие Александра Артура Фаина произвело такой переполох,какого в истории семьи еще не было. Родители Берни привезли с собой огромныесумки, доверху набитые подарками и игрушками, предназначавшимися Джейн, Лиз ималышу. Бабушка Руфь особенно заботилась о том, чтобы Джейн не чувствовала себяобделенной. Она придавала этому моменту чрезвычайно важное значение, за чтоБерни и Лиз были ей крайне благодарны.