Прежде чем я успела ответить, подошел другой парень с косяком в руках.

– Хочешь? – спросил он у Чарли.

– Конечно, – заявил тот, – только ей не предлагай. Она только что из рехаба.

Я вышла из дома, миновала пару кварталов и снова оказалась на углу, откуда папа планировал забрать меня через несколько часов. Мобильных телефонов тогда еще не существовало, поэтому я просто сидела на перекрестке несколько часов.

Саманта оказалась права: не стоило идти на вечеринку.

– Хорошо повеселилась? – спросил папа, когда приехал за мной.

Я кивнула, хотя чувствовала себя ужасно одиноко. Внутри зрело понимание, что нужно найти нечто такое, что поможет мне закончить школу. Просто уйти с головой в учебу, стараясь нагнать остальных ребят, было недостаточно. Мне требовалась цель, причина, чтобы просыпаться по утрам, иначе пустоту внутри заполнит РПП.

Глава 39

Я сижу на скамейке все в том же скверике и не свожу глаз с маминого браслета на запястье, водя пальцем по гравировке и маленькой царапинке с краю. Мне уже доводилось слышать о Доме Валентайна. В последний раз это произошло после того, как я окончила среднюю школу и перешла в старшую.

Мы с мамой и папой только что отсидели двухчасовую выпускную церемонию, которую устроили вне школьных стен, под солнышком. Там мы слушали речи почетных учеников школы, учителей и директора, а кульминацией всего стало вручение дипломов, за которыми нужно было подняться на сцену.

Потом мы отправились пообедать в ресторанчик в Брентвуде; щеки у нас раскраснелись от солнца. Стоило нам только расположиться за столом, как подошла какая-то женщина с массивными винтажными браслетами, зеленым и красным, и короткими черными кудряшками.

– Это ты? – с широкой улыбкой спросила она маму. – Правда ты?

От ее слов мама вся одеревенела.

– Простите, но, по-моему, мы не знакомы, – отрезала она.

– Вы не жили в Доме Валентайна? – задала очередной вопрос незнакомка.

Название «Дом Валентайна» показалось мне в детстве очень красивым и потому навсегда врезалось в память.

– Нет, – сказала мама и прокашлялась.

– В Нью-Йорке, в семидесятые, – настаивала женщина.

– Я училась в колледже в Нью-Йорке, но даже не слышала про Дом Валентайна.

– Вот как, – протянула женщина.

– Может, я запомнилась вам по Нью-Йоркскому университету? – предположила мама.

Незнакомка покачала головой.

– Никогда там не училась.

– Мам, я есть хочу, – вмешалась я, – давай сделаем заказ?

– Да, давайте, – поддержал и папа.

– Моя дочь окончила сегодня среднюю школу, – объяснила женщине мама. – Вот мы и празднуем.

– Поздравляю, – сказала незнакомка, и мама ее поблагодарила.

Женщина медленно отошла от нас, а мне запомнилось, что дальше мама словно была с нами за столом только наполовину, а наполовину отсутствовала. Она слишком часто переводила взгляд за соседний столик, где в компании друзей сидела эта женщина.

Когда мы поели и вышли из ресторана, то опять увидели ее на автостоянке, она ждала свою машину. Мама улыбнулась ей, когда мы проходили мимо, и я услышала, как женщина тихо-тихо шепнула:

– Я рада, что у тебя все хорошо.

«Она не та, кем вам кажется» – эти слова звучат у меня в голове как эхо, которое отражается от стен в пещере, они повторяются снова и снова.

Это и есть те неприятности, в которые мама угодила, по словам Лоры Пуатье? Может быть, именно поэтому я ни разу не видела, чтобы она хотя бы пригубила алкоголь? И поэтому мама выбрала в качестве специализации лечение химических зависимостей и вела у нас в школе дискуссию во время встречи с D.A.R.E.

Я вспоминаю разговор, который произошел у нас в год ее смерти, когда мы обсуждали, в какой колледж мне пойти. Тогда мама рассказала, почему выбрала в качестве поля деятельности клиническую психологию.

– Когда я училась в выпускном классе, мои родители умерли от рака. К счастью, тогда мне помог школьный психолог. Из бесед с ней я составила для себя представление о психологических и психотерапевтических консультациях. И подумала, что мне очень интересна такая профессия, – сказала мне мама.

– Но сначала-то ты пошла учиться на актрису, – возразила я.

– Верно, но я постоянно держала в памяти тот опыт работы с психологом.

– А когда ты решила бросить актерское мастерство и стать клиническим психологом? – спросила я. – И почему захотела специализироваться на химических зависимостях?

Мама долго молчала.

– Точно не помню, когда именно я приняла такое решение, – наконец сказала она. – Я решила бороться с зависимостями, потому что метод программы «Двенадцать шагов» объединяет в себе психологию и духовность. Потеряв родителей в очень юном возрасте, я всецело полагалась в жизни на веру в Бога.

Я приняла ее слова за чистую монету. Они не вызывали внутреннего сопротивления и имели смысл. А теперь оказывается, что мама вроде бы провела какой-то отрезок жизни в приюте для наркоманов, а значит, действительно могла всецело полагаться на веру – которая требовалась для выздоровления. Так что ответ, который мама дала мне когда-то, в основе своей был правдивым. Это была ложь без лжи, ложь через умолчание.

То же самое сделала и я, когда Эдди спросил, хотела ли я детей от Джея. Я сказала: «Мы ведь тогда только-только поженились», и можно было подумать, будто дело просто не дошло до планирования потомства. Я скрыла от Эдди, что произошло на самом деле.

Я встаю со скамейки и возвращаюсь к памятной доске.

«Содержится на щедрые пожертвования семьи Каделлов».

Как могли люди, на которых во многом лежит вина за опиоидную эпидемию, которая охватила всю страну, финансировать городскую достопримечательность на месте, где некогда стоял приют для выздоравливающих наркоманов?

И почему, что бы я ни узнала о мамином прошлом, среди сведений неизменно всплывает фамилия Каделлов?

Звонит мой телефон. Это Джей.

Я торгуюсь с собой насчет того, отвечать или нет, ведь он отговаривал меня от этой поездки. Но вряд ли Джей стал бы звонить мне с какой-нибудь ерундой. Видимо, повод серьезный, и я снимаю трубку:

– Алло!

– Привет, – говорит Джей. – Звоню на случай, если у тебя возник соблазн поискать маму. Коллеге, который давал показания на Уильяма-младшего и Квентина Каделлов, пришлось из-за угроз увезти жену и детей в другой штат. Я только что узнал.

Вот потому-то я и не могу сдаться. И не буду в безопасности, пока не выясню, жива ли мама. Возможно, то же самое касается и Эдди с Сарой.

– Оказывается, моя мама месяц лежала в больнице Белл, когда училась на первом курсе. А еще она жила в реабилитационном центре, – спешу поделиться я, но Джей перебивает:

– Погоди, ты