Альбина дернула молнию шире и забралась внутрь.

— Ну?.. — она похлопала рукой рядом с собой. Будто он был собакой.

Чувствуя себя мартышкой перед удавом, Леха разулся.

Он же не железный, черт подери. В голове шумело, и стук сердца отчетливо отдавался в висках. Штык забрался внутрь и задернул молнию входа, судорожно соображая, что презервативов у него нет. Черт!

— Я… — начал он.

Альбина дернула его за руку, заваливая на спальник. И Леха понял, что не может сопротивляться. Он просто не может. Да и не хочет.

— Ты такой… — Альбина улеглась к нему на плечо и провела рукой по его ребрам, — твердый…

Леха закрыл глаза, пытаясь снизить пульс глубоким дыханием. Она даже не представляет, насколько. Туда, где он особенно твердый, ее рука не опустилась.

— С тобой так спокойно. -  Она потерлась носом в основании его шеи, и Леха сглотнул, боясь пошевелиться.

Аля закинула на него коленку, чудом ниже, и крепко прижалась. И зевнула.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

И затихла.

Минут пять Штыку потребовалось на то, чтобы понять, что она уснула. Он постучался затылком о пол.  Она же так и сказала: «Спать». Он, дурак, понапридумывал!

Аля шевельнулась, устраиваясь удобнее, и он осторожно обнял ее за плечи. А потом неосторожно, утыкаясь носом в ее волосы, которые пахли костром и немного — сладковатым шампунем. И потерся о них чуть шершавой щекой. Он коснулся губами ее макушки. Второй рукой провел по ее коленке, подтягивая выше, и вжался членом в бедро, упиваясь безнаказанностью.

Леха сжал ее в объятиях. Аля что-то пробубнила во сне и потерлась грудью, уютнее расплываясь по нему.

Возбуждение не проходило. В голову лезли всякие глупости. Эротического характера.

Он не помнил, когда уснул. Но идей за это время намечтал на месяц активной сексуальной жизни, не меньше.

*из не подслушанного разговора*

— Ну и где сумка?

— В Караганде сумка.

— «Побольше спиртного — и мы доберемся...»

— Но ведь почти получилось!

— Чуть-чуть не считается. Если бы кое у кого не «подгорело»...

— Так! Всё было продумано.

— ...кроме Ланцелота из Зюзюкино.

— А кто говорил: «Ланцелоты королев не трахают?»

— Ты ревнуешь, что ли?

— По-моему, ревнуешь ты.

— Нуда. Ага. И что теперь делать? Какие идеи есть у гения стратегической мысли?

— Пока никаких. Будем действовать по обстановке. Время есть. И вообще. Ты не хочешь отдохнуть?

— Я хочу побыстрее закончить и отдыхать всю оставшуюся жизнь.

— Всю оставшуюся жизнь ты будешь ныкаться от Тяжелкова.

— С такими деньгами я найду способ. А что, всё? Запал пропал? Или надеешься найти партнёра поудобнее?

— Что за глупые мысли?

— Да так.

— Так. Завтра отдыхаем и присматриваемся. Думаем. Ключевое слово: «отдыхаем». Всё понятно?

— Слушаюсь, мой командир!

— Так, вот только не нужно напоминать про Ланцелота...

Аля проснулась как-то сразу, в один момент, и сначала не поняла, где находится. Взгляд упирался в серо-зеленую стенку. Яницкая повернулась на спину. Она была в палатке. Однако пакетов, перехомяченных из сумки Добермана, здесь не было. Зато была сама сумка.

А самого Добермана не было.

Аля ощутила смутную досаду и принялась вспоминать.

И вспомнила!

Альбина набралась храбрости, — или для храбрости? —  чтобы его соблазнить. Но поскольку она всё еще была в одежде, простая логика подсказывала: что-то пошло не так.

Нужно было вспомнить, на каком этапе операция провалилась, но пока у нее были более срочные дела: набранное вчера для храбрости просилось на лоно природы.

Аля высунула нос из палатки. Серый рассвет пробивался сквозь густые облака. Снаружи было гораздо свежее, чем внутри. Жаль, что вчера она не перехомячила пакеты назад. Теплая одежда была бы очень кстати. Кроссовки нашлись у входа, почему-то с насмерть затянутыми шнурками. Яницкая решила разобраться с ними позже и просто сунула ноги, как в тапочки, безжалостно заминая задники.

— …А ты чем расплачивался, совестью или сердцем? — услышала она насмешливый голос Зубкова, выбираясь из леса — до туалетной палатки она бы просто не добежала.  

Флэшбэком перед глазами вспыхнула картинка ночного разговора.

И всего, что последовало дальше. До момента отключения.

К слову, в таком контексте ее вчерашняя фраза расцветала новыми гранями.

Аля поежилась, растирая плечи.

— Ничем не расплачивался, — возразил Маркелов, который подсовывал свеженаломанные дрова в костерок. — Во-первых, не за что было. Альбина всего лишь перепугалась днем и боялась спать в крайней палатке, полагая, что туда могут заползти змеи.

О как! Нужно будет запомнить, чтобы показания не расходились.

— И что, она так боится змей, что ты ее даже со своим питоном не познакомил? — посмеивался Сава. — Ну ты оле-ень!

Сам ты олень, подумала Аля. Ей очень хотелось влезть в разговор и сказать, что с «питоном» Добермана она познакомится с огромным удовольствием. Но в более приватной обстановке и трезвом состоянии. А вот Савелий Иванович оленем безрогим как был, так и останется. Слова рвались наружу, но Альбина заталкивала их обратно. Потому что сказать Оленю Саве, что он козел, она всегда успеет. А вот подслушать, что о ней говорят, еще неизвестно, когда в следующий раз повезет.

— Во-вторых, вам-то какое дело до степени знакомства пани Яницкой с моим «питоном»?

— Говорят, старый конь борозды не испортит, — заржал Зубков. — Но это только при условии, что есть чем пахать. В смысле, что змей голову поднимает.

И он снова заржал.

— Вас-то почему тревожит вопрос моих эректильных способностей? — спокойно полюбопытствовал Доберман. — У вас же жена есть вроде? Или она чисто для вида?

— Остроумный, типа? — Сава явно злился, хоть и сдерживался. — Я, между прочим, из-за чьих-то недееспособных змеев должен был ночевать в палатке с Валиком.

До Яницкой не сразу дошло, что не с «валиком», а с Тином. Черт! Это значит, что все в курсе, что она спала с Алексеем. Вечер перестал быть томным. Об этом она, под влиянием "храбрости", не подумала... Придется всем объяснять, что между ними ничего не было.