Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кряхтя, сержант поднялся на ноги, убрал оружие в кобуру, вытащил брошенную винтовку из-под тела Ренетти. Покрутил головой. Насколько он мог судить — отбились.
— Сержант Агнец! У меня чисто! — рявкнул он в белесую хмарь.
Голоса других офицеров и сержантов подтвердили его предположение. Уния отступила, но следовало ждать следующей волны.
6
Сказать, что Антонио Маргаретти устал — не сказать ничего. Если несколько часов назад ему просто сильно хотелось спать, то сейчас ему хотелось умереть. В глаза словно насыпали горячего песка, спину ломило, а задницу он уже просто перестал чувствовать. Живот сводило от голода. Хуже того, он все более уверялся, что Сахарок прихрамывает на переднюю левую ногу. Если это правда, то конь просто не выдержит предстоящую атаку.
Чем ближе колонна всадников подбиралась к Люцену, тем гуще становился туман, и тем сильнее воняло гарью. Когда зуд в глазах и резь в горле стали нестерпимы, Маргаретти надел противогаз, но вот для Сахарка у него ничего подобного не было. Тогда Антонио начало казаться, что конь не только хромает, но и дышит с хрипом.
Нервные мысли о здоровье скакуна исчезли, когда где-то впереди загрохотал гром.
— Пушки, — проворчал едущий рядом Карло. — Будет кровь, мужики. Будет кровь.
Не нашлось никого, кто возразил бы ветерану.
Впереди запел горн. Горнисты подразделений подхватили мелодию.
— За мной, парни! — лейтенант Рицци ударил пятками еле живого коня. — Наш батальон на левом фланге!
Колонна перестраивалась широким фронтом, но манёвр мало напоминал отточенные и быстрые передвижения вроде тех, что Маргаретти видел на учениях. Нет, мельтешение напоминало какой-то особенный уголок ада — безликие сгорбившиеся всадники на истощённых скакунах появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Батальоны перемешивались из-за усталости и паршивой видимости и никак не могли собраться вновь. Лейтенанта Рицци Маргаретти потерял из виду почти сразу, и старался следовать за сержантом Келером, но и тот исчез в тумане, когда в их строй вклинились кирасиры из другого полка. Маргаретти понял, что едет бок о бок с вообще незнакомыми людьми. Более того, он понятия не имеет, как в этом бардаке найти своё отделение. Рицци сказал, что их батальон на левом фланге, но как понять, где сейчас находится сам Маргаретти?
Когда Антонио уже на полном серьёзе собирался развернуть Сахарка налево и ехать позади строя до тех пор, пока не увидит лейтенанта Рицци, в бледной пелене впереди он разглядел знамя самого Апенгейма — золотой баран на красном поле и девиз "Ante ferit quam flamma micet". Разумеется, Маргаретти не знал высокого готика, но перевод девиза помнил на зубок: "удар падает прежде, чем вспыхнет пламя". Воодушевленный тем, что сам прославленный генерал будет рядом, Маргаретти занял место в строю неизвестных рейтар. На него никто не обратил внимания.
— Солдаты! Мои славные кавалеристы! — могучий голос перекрыл грохот тысяч копыт и рев боя впереди.
Апенгейм проезжал перед строем. Генерал словно и не маршировал почти сутки со своими людьми — на золотистом камзоле ни пылинки, броня, отливающая бронзой, начищена до блеска, усы подкручены, а глаза словно светятся. Могучий белый скакун генерала также был свеж и бодр, не хромал и не хрипел, в отличии от несчастного Сахарка.
— Нас ждет битва! Прислушайтесь, сражение взывает к нам! — Апенгейм вскинул шпагу и указал ей в ту сторону, откуда доносился грохот артиллерии. — Сегодняшний день войдёт в историю! Проигравшие будут с ужасом вспоминать, как бились в в самом аду, когда вокруг них не было ничего, кроме тумана, огня и крови! Победители же улыбнутся и вспомнят, как отринули страх и усталость, сражались плечом к плечу и, благодаря этому, сокрушили врага!
Маргаретти почувствовал, как его пробирает дрожь, а на глазах проступают слезы.
— И знаете что, мои верные всадники?! — воскликнул Апенгейм.
Он указал шпагой на свое личное знамя, и алое полотно затрепетало под порывом ветра, словно подчиняясь этому жесту.
— Пока я жив, моё знамя не увидит поражений! Именно мы расскажем потомкам, как победили при Люцене! — Апенгейм поднял коня на дыбы. — Вперёд! Смерть и слава! Ура!
— Ура! — рейтары вокруг Маргаретти и он сам в едином порыве обнажили оружие. — Ура!
Генерал развернул коня и первым направился в туман.
Кавалеристы перешли на рысь, стараясь не отставать от командира. Они берегли и без того измученных коней для решающего рывка. Канонада впереди сменилась стрекотом выстрелов и криками ужаса. Крики ужаса приближались быстрей. Через пару минут Маргаретти увидел выбегающих навстречу пехотинцев. Лица солдат были искажены паникой, форма изодрана, заляпана кровью. Многие были безоружны. С каждой секундой бегущих становилось всё больше и больше.
— Стоять, трусы! Стоять! — Апенгейм неистовствовал, потрясая шпагой. — Вспомните клятвы, вспомните, зачем вы здесь! Поднимите оружие! Воспряньте духом и вернитесь в бой! Генерал Апенгейм пришел к вам на выручку!
На многих трусов слова генерала и правда производили впечатление. Люди видели, что помощь пришла — огромная масса кавалерии, теряющаяся в тумане, возвращала храбрость в сердца. То тут, то там, солдаты сбивались в группы и рассеянными шеренгами следовали за наступающими всадниками.
Апенгейм притормозил, позволил строю поравняться с ним. Маргаретти оказался в считанных метрах от прославленного генерала. Апенгейм кивнул горнисту и воскликнул так громко, что, казалось, его услышали бы и в Люцене:
— Смерть и слава! К победе!
Запели горны, подавая сигнал к атаке.
Лавина всадников перешла с рыси на галоп. Они неслись сквозь белую пелену, не видя ничего перед
