— И сколько её братьев и сестёр всё ещё…

— Ни одного, — ответил Уайрман. — Эта дочь крёстного отца —последняя. — Он фыркнул, покачал головой. — Мне нужно прекратить так еёназывать. — Кажется, обращался он к самому себе.

— Как скажешь. Но меня удивляет, почему не освоенаоставшаяся часть острова. Учитывая непрекращающийся строительный бум воФлориде, мне это казалось безумием с того самого дня, как я впервые переехалмост.

— Ты говоришь как профессионал. Кем ты был в прошлой жизни,Эдгар?

— Брал подряды на строительство.

— Но эти дни миновали?

Я мог бы уйти от прямого ответа (недостаточно хорошо зналсвоего нового знакомого, чтобы откровенничать), но не зря же мы так долгохохотали…

— Да.

— И кто ты в этой жизни?

Я вздохнул и отвернулся. Посмотрел на Залив, в который можнобросить все печали и наблюдать, как они исчезают, не оставляя следа.

— Точно сказать не могу. Немного рисую. — Я запнулся, ожидаяуслышать его смех.

Он не рассмеялся.

— Ты не первый художник, останавливающийся в «Сал…» в«Розовой громаде». У виллы впечатляющее живописное прошлое.

— Ты меня разыгрываешь! — Я не замечал никаких свидетельствэтого прошлого.

— Отнюдь, — возразил Уайрман. — Там останавливался АлександрКолдер. Кейт Харинг. Марсель Дюшан.[58] А до того, как береговая эрозияподобралась к дому, угрожая скинуть его в воду… — Он помолчал. — СальвадорДали.

— Не может жить! — воскликнул я, потом покраснел, когда онсклонил голову. На мгновение почувствовал, как давняя подруга, дикая ярость,заполнила разум, перехватила горло. «Я могу это сделать», — подумал я. —Извини. В прошлом году со мной произошёл несчастный случай и… — Я замолчал.

— Не так уж трудно об этом догадаться, — указал Уайрман. —Если ты вдруг не заметил, справа у тебя недостаёт клешни, мучачо.

— Да. И иногда я… ну, не знаю… забываю слова.

— Понятно. В любом случае насчёт Дали я не лгу. Он провёл натвоей вилле три недели в тысяча девятьсот тридцать восьмом. — И практически безпаузы Уайрман продолжил: — Я знаю, через что тебе пришлось пройти.

— Я в этом сильно сомневаюсь. — Я не хотел, чтобы мой ответпрозвучал грубо, но именно так он и прозвучал. И он полностью отражал моё состояниев тот момент.

Уайрман какое-то время молчал. Ветер трепал оторванныйсектор зонта. Я успел подумать: «Что ж, наши потенциально интересные дружескиеотношения, похоже, не сложатся», — но когда Уайрман заговорил вновь, голос егозвучал спокойно и доброжелательно, словно мы и не отклонялись от основной темы:

— Отчасти освоение Дьюмы осложнёно буйной растительностью.Униоле здесь самое место, но всё остальное дерьмо не должно тут расти безполива. Кому-то следует разобраться, в чём дело, вот что я думаю.

— Мы с дочерью на днях отправились на разведку. К югу отгасиенды начинаются сплошные джунгли.

На лице Уайрмана отразилась тревога.

— При таком состоянии, как у тебя, Дьюма-Ки-роуд — не местодля экскурсий. Она же вся разбита.

— Как будто я не знаю. Меня интересует другое. Почему это нечетырёхполосное шоссе с велосипедными дорожками по обеим сторонам икондоминиумами через каждые восемьсот ярдов?

— Потому что никто не знает, кому принадлежит земля. Кактебе это для затравки?

— Ты серьёзно?

— Да. Мисс Истлейк принадлежит территория, которая тянется отсеверной оконечности на юг до «Гнезда цапли». В этом нет никаких сомнений. Еёправо собственности оговорено во всех завещаниях.

— Завещаниях? Их много?

— Три. Все написаны собственноручно, все заверены разнымилюдьми, все отличаются друг от друга в тех пунктах, где речь идёт о Дьюма-Ки.Но во всех однозначно указано, что северная часть острова отходит ЭлизабетИстлейк по воле её отца, Джона. Остальное оспаривается в судах. Уже шестьдесятлет. В свете этого разборки в «Холодном доме» представляются детским лепетом.

— Вроде бы ты сказал, что все родные братья и сёстры миссИстлейк умерли.

Всё так, но у неё есть племянники и племянницы, внучатыеплемянники и внучатые племянницы. Как краска «Шервин-Уильямс»,[59] онипокрывают всю землю. Они и судятся, но между собой, а не с ней. В каждом иззавещаний старика она упоминается только в связи с этой частью Дьюма-Ки, иотошедшая ей территория тщательно размечена двумя геодезическими компаниями,одной — до Второй мировой войны, другой — после. Все эти материалы находятся воткрытых архивах. И знаешь что, амиго?

Я покачал головой.

— Мисс Элизабет думает, что её отец так и задумывал. И я,пробежавший адвокатским взглядом по копиям всех трёх завещаний, согласен с ней.

— А кто платит налоги?

На липе отразилось удивление, потом Уайрман рассмеялся.

— Ты нравишься мне всё больше и больше, vato[60]

— Моя прошлая жизнь, — напомнил я ему. Мне уже нравилось этовыражение.

— Тогда ты оценишь. Во всех трёх завещаниях Джона Истлейкаимелись одинаковые пункты, касающиеся создания доверительного фонда,предназначенного для уплаты налогов. Инвестиционную компанию, которая управлялафондом, со временем поглотили… если на то пошло, потом поглотили икомпанию-поглотительницу.

— Для Америки — обычный бизнес, — кивнул я.

— Совершенно верно. В любом случае фонд никогда не стоял награни разорения, так что налоги скрупулёзно выплачивались каждый год.

— Деньги своё берут.

— И это правда. — Уайрман поднялся, положил руки напоясницу, прогнулся. — Не хочешь пойти в дом и познакомиться с боссом? Она ужевстала после дневного сна. У неё есть заморочки, но даже в восемьдесят пять онадушка.

Я подумал, что сейчас не время рассказывать Уайрману о нашейкороткой встрече и одностороннем, через мой автоответчик, общении.