Я опустил голову, уставился в ковёр между ног, потёр шею.Мышцы напряжённые, узловатые. Твёрдые, как железо. Какое-то время меня недокучали сильные головные боли, но я понимал, что, если мышцы не расслабятся,меня ждёт тяжёлая ночь. И для начала я решил чего-нибудь съесть. Что-нибудьнасыщающее, вроде высококалорийного замороженного обеда. Вы понимаете, снятьупаковку с замороженного мяса с соусом, поставить на семь минут вмикроволновку, а потом жадно всё сожрать.

Но я какое-то время ещё посидел на кровати. У меня возникло многовопросов, и на большинство ответить самостоятельно я, похоже, не мог. Я этопризнавал и принимал — научился принимать многое с того самого дня, когда наменя наехал подъёмный кран. Но я подумал, что могу попытаться найти ответ какминимум на один вопрос, прежде чем займусь утолением голода. Телефонный аппаратна прикроватной тумбочке я получил вместе с домом. Очаровательно старомодный,модель «Принцесса», с вращающимся диском. Стоял он на телефонном справочнике,большую часть которого занимали «Жёлтые страницы». Я открыл узенькую белуючасть, полагая, что номера Элизабет Истлейк мне не найти, но нашёл. Набрал.Гудок, второй, а потом в трубке раздался голос Уайрмана:

— Алло, резиденция Истлейк.

Хорошо поставленный голос — ничего общего с тем человеком,который так смеялся, что сломал под собой шезлонг, и я вдруг решил, что звонокэтот — самая плохая идея, какую можно себе представить, но других вариантов невидел.

— Уайрман? Это Эдгар Фримантл. Мне нужна помощь.

Во второй половине следующего дня я вновь сидел у маленькогостолика, поставленного рядом с деревянными мостками, которые вели к «Еl Palaciode Asesinos». Полосатый зонт, пусть и порванный, ещё мог выполнять положеннуюему функцию. Достаточно холодный бриз вызывал мысли о свитере. Полоски светаплясали по поверхности стола, пока я говорил. А я говорил, всё так, чуть ли нечас, смачивая горло зелёным чаем из стакана, который Уайрман постояннонаполнял. Наконец я замолчал, и какое-то время с другой стороны стола недоносилось ни звука, тишину нарушал только мерный шум набегающих на берег волн.

Прошлым вечером тревоги в моём голосе, должно быть, хватало,потому что Уайрман предложил тотчас же приехать из «Palacio» на гольф-каре.Сказал, что сможет поддерживать связь с мисс Истлейк по портативной рации. Яответил, что особой спешки нет. Проблема важная, но не срочная. В том смысле,что звонить по 911 не нужно. И я говорил правду. Если Том намеревался покончитьс собой в круизе, я не мог ему помешать. Но я не думал, что он пойдёт на такое,когда рядом мать и брат.

Я не собирался рассказывать Уайрману о том, что тайком рылсяв сумочке дочери, этого я стыдился всё больше. Но как только раскрыл рот, аначал я с «LINK-BELT», остановиться уже не мог. Рассказал практически всё,закончив Томом Райли, стоящим на верхней ступени лестницы, ведущей в «Розовуюмалышку», бледным, мёртвым, без одного глаза. Думаю, отчасти я неостанавливался, потому что знал: Уайрман не сможет сдать меня в ближайшийсумасшедший дом. Не имеет законного права. Была и другая причина: Уайрманоставался незнакомцем, пусть меня и привлекала его доброта и здоровый цинизм.Иногда (думаю, довольно часто) рассказывать истории, если ты их стесняешься,или они могут показаться безумными, куда проще, когда твой собеседник —незнакомец. Но прежде всего рассказ этот приносил мне облегчение: я словновыдавливал из себя яд после укуса змеи.

Когда Уайрман наливал зелёный чай себе, рука его заметноподрагивала. Меня это заинтересовало и встревожило. Потом он посмотрел на часы,которые носил, как медицинская сестра, на внутренней стороне запястья.

— Через полчаса или около того я должен пойти в дом ипроверить, как там она. Я уверен, всё у неё хорошо, но…

— А если нехорошо? — спросил я. — Если она упала или что-тов этом роде?

Он вытащил из кармана летних брюк портативную рацию,размерами не превышающую мобильник.

— Я слежу за тем, чтобы рация всегда была при ней. По всемудому есть кнопки вызова, но… — Он постучал большим пальцем по груди. —Настоящая система тревоги — здесь. Единственная, которой я доверяю.

Он посмотрел на Залив и вздохнул.

— У неё болезнь Альцгеймера. Пока в начальной стадии, нодоктор Хэдлок говорит, что прогрессировать она, возможно, будет быстро, раз ужначалась. Через год… — Он печально пожал плечами, потом лицо его прояснилось. —Каждый день в четыре часа мы пьём чай. И смотрим Опру. Почему бы тебе не зайтии не познакомиться с хозяйкой дома? Я даже угощу тебя куском островноголаймового пирога.

— Хорошо, — кивнул я. — Договорились. Ты думаешь, это онаоставила сообщение на моём автоответчике со словами о том, что Дьюма-Ки —несчастливое место для дочерей?

— Конечно. Хотя, если ты ждёшь объяснений (или ждёшь, чтоона вспомнит о звонке), удачи тебе. Но я, возможно, могу немного помочь. Тывчера спрашивал о её братьях и сёстрах, а я не поправил тебя. Дело в том, уЭлизабет были только сёстры. В семье рождались исключительно дочери. Самаястаршая — где-то в 1908 году. Элизабет появилась на свет в 1923. Миссис Истлейкумерла через два месяца. От какой-то инфекции. А может, от тромба… кто теперьскажет? Это произошло здесь, на Дьюма-Ки.

— Отец женился второй раз? — Я всё ещё не мог вспомнить имя.

Уайрман мне помог.

— Джон? Нет.

— Ты же не собираешься сказать мне, что он воспитывал здесьвсех шестерых. Как-то это слишком готично.

— Он пытался, с помощью няни. Но его старшая дочь убежала спарнем. С мисс Истлейк произошёл несчастный случай, и она чуть не умерла. Аблизняшки… — Уайрман покачал головой. — Они были на два года старше Элизабет. В1927 году они исчезли. Предполагалось, что они пошли купаться, их унеслоподводным течением, и они утонули в caldo grande.[62]

Какое-то время мы смотрели на воду (эти обманчиво кроткиеволны, которые выпрыгивали на берег, как щенки) и молчали. Потом я спросил,узнал ли он всё это от Элизабет.

— Частично. Не всё. И она путалась в своих воспоминаниях. Янашёл информацию о том случае на сайте, посвящённом истории Залива.Переписывался по электронной почте с одним библиотекарем из Тампы. — Уайрманподнял руки и пробежался пальцами по воображаемой клавиатуре. — Тесси и ЛаураИстлейк. Библиотекарь прислал мне копию выпуска городской газеты за 19 апреля1927 г. От заголовка на первой полосе пробирала дрожь. Два слова. «ОНИИСЧЕЗЛИ».

— Господи, — выдохнул я.