– Значит, вы не пытались его разыскать? – продолжалаОбразцова, не ответив на его вопрос.

– Нет. Я испугался и поехал на вокзал. У меня билет былкуплен.

– Хорошо. Что было дальше?

– Ничего. Я приехал, пошел домой, к Софье. У подъездаменя взяли. Вот и все.

– Как давно Софья Илларионовна не видела своего внука?

– Ну, это… Я не знаю точно. Лет пять, может.

– Письма от него получала?

– Не знаю. При мне – ни разу. Она потому и тосковала…

– Это я уже слышала. И по телефону ему не звонила?

– Нет.

– А он ей?

– Тоже нет.

– Отчего же так? Они поссорились?

– Да не знаю я! – Он снова начал заводиться, потому чтона этот счет готовых объяснений у него не было.

– Зато я знаю, Суриков, – в голосе Образцовойпослышалась усталость. – Вы все врете. Врете, как последний дурак, сами себехуже делаете. Вот справки из городских телефонных станций Петербурга и Москвы.С телефона Бахметьевой в течение только одного месяца, октября, семь раззвонили в квартиру Шкарбулей, а из квартиры Шкарбулей по телефону Бахметьевойзвонили целых двенадцать раз. Вы можете мне это объяснить?

– Ничего не знаю, – отрезал он. – Я целый день наработе был. А при мне Софья никому не звонила. И ей из Москвы никто не звонил.

– Все правильно, – почему-то вздохнула Образцова. –Неужели вас этот факт не настораживает? Софья Илларионовна вела оченьинтенсивные переговоры со своими родственниками в Москве, но вам об этом ничегоне известно. Как же так, Сергей Леонидович?

– Не знаю я! – снова заорал он. – Чего вы прицепились?!Не знаю!

– Конечно, не знаете. Вы и не должны были знать. Выдолжны были поехать и разобраться с невесткой вашей хозяйки. И вас должны былиарестовать практически сразу же. Там, в Москве. Тогда все ценности, которыеЕлена и Юрий Шкарбуль не успели растратить, достались бы Софье Илларионовне иее внуку. Большие ценности. Они ведь расходовали их очень экономно, а ценностейбыло много. Бахметьев успел наворовать на сотни тысяч долларов, если не намиллионы, и все это богатство в золоте, платине и драгоценных камнях досталоськогда-то его вдове, а потом и ее новому мужу. Там еще много осталось, на вашвек хватило бы. Вы ведь именно так договаривались с Софьей Илларионовной?

Он замкнулся. Она все знает. Чего теперь говорить? Упиратьсябессмысленно, она откуда-то все узнала. Но он ни за что не выдаст Софью. Ни зачто. Возьмет все на себя. Софья – это святое.

– Что вы молчите, Суриков? Я права? Вы поехали в Москву,чтобы совершить убийство?

Он молча кивнул.

– Бахметьева знала об этом?

– Нет. Она ничего не знала. Я сам.

– Что – сам? Сам адрес узнал? Сам придумал проценности? Не морочьте мне голову, Сергей Леонидович. Вас послала Бахметьева. Изаранее договорилась со своим внуком обо всем. Они вдвоем в течение двух днейпосле убийства сдали бы вас милиции, это несложно. Разыграли бы как по нотам.

– Нет!!! Замолчите!!! Не смейте!!! Не трогайте Софью!

Но Образцова будто и не слышала его истерического выкрика,ни один мускул на ее лице не дрогнул.

– Софья Илларионовна давно уже общалась с Виталием. Ион прекрасно знал, кто его родной отец и что у него есть еще одна бабушка. Вамэто неизвестно, да? Вам Бахметьева говорила, что ни разу не видела внука послеотъезда Елены в Москву? Так вот, это неправда. Она вас обманула. Она сделалавас послушным орудием в своих руках. Думаете, это вы сами решили свершитьсправедливость и отомстить за нее? Нет, Суриков, это было ее решение, и онаумело вложила его вам в голову. Она хотела сделать все вашими руками, а потомизбавиться от вас и посадить, чтобы вы не путались под ногами. И ей это почтиудалось. Вы же арестованы, как видите. Правда, за другое убийство, но сути этоне меняет.

– Что вы такое говорите? Вы не смеете… Софья не могла…Она меня любила.

– Сергей Леонидович, своего внука она любила ещебольше. Разница, однако, состоит в том, что внук, в отличие от вас, ее совсемне любил. Поэтому приехал в Питер раньше вас, вероятнее всего – самолетомприлетел и убил ее. Чтобы уж совсем ни с кем не делиться. Он-то все точнорассчитал. За одно из убийств наверняка арестуют именно вас, а к нему и второеубийство прилепится. А не прилепится – так и повиснет нераскрытое. Кстати, каквы собирались совершить убийство? Голыми руками?

– У меня пистолет был.

– Да ну? Откуда?

– У Софьи взял. Это пистолет ее сына. Она во времяареста его сумела спрятать.

– И дала вам, чтобы вы совершили убийство в Москве?

– Нет! Я сам взял. Украл. Она не знала.

– И куда дели?

– Выбросил.

– Где?

– Ночью, когда в поезде ехал. Пошел в туалет и из окнавыбросил. Я сам, я все сам, Софья ни при чем.

– Суриков, я ценю ваше благородство, вы бережете честьстарой женщины, к которой были привязаны и которая вам дорога. Вам трудносмириться с правдой, но смотреть ей в глаза все равно придется. Вы никуда отэтого не денетесь.

– Я не понимаю… Что же, выходит, там, в Москве… тожеон, что ли?

– Наконец-то, – улыбнулась Образцова. – Вы началисоображать. Это хороший признак. Вы, Сергей Леонидович, человек слабый. Это явам не в упрек говорю, просто констатирую факт. У вас слабое здоровье, больноесердце, да и в целом вы существо достаточно беззлобное. Порыв у вас былсильный, но никто не смог бы поручиться, что вы доведете дело до конца. Убитьчеловека не так-то просто, поверьте мне. Вы могли сорваться. Бахметьева и еевнук боялись, что у вас не получится. Вы могли испугаться, передумать, у васмог сделаться сердечный приступ. Одним словом, им нужно было подстраховаться.Как именно они планировали это сделать, нам расскажет Виталий Шкарбуль, выэтого все равно не знаете и знать не можете. Но Виталий все сделал по-своему.Он убил мать и отчима незадолго до вашего прихода. Ведь Бахметьеваинструктировала вас, в котором часу идти к ее родственникам, правда? Онасказала, что нужно прийти так, чтобы совершить убийство и сразу же ехать навокзал и садиться в поезд. Чтобы ни одной лишней минуты в Москве не провести.Ведь говорила?

Боже мой, что же это? Откуда она все знает? Что происходит?Неужели правда, что Софья…? Нет, не может быть, не может быть, не может, неможет! Не могла Софья так с ним поступить! Она же любила его. И он ее любил. Онмолился на нее. Два года вместе, душа в душу…

– Виталий знал, на какой поезд у вас взят билет,бабушка его оповестила. Он застрелил родителей и быстренько рванул в аэропорт.Он знал, что вы вот-вот придете, войдете в квартиру, оставите там свои следы,вы же совершенно неопытны и наверняка наследите. Обувь, пальцы, запах. Так ивышло. Когда вы ехали в поезде назад, в Питер, он уже был у бабушки, а когдавас арестовали по подозрению в убийстве вашей хозяйки Бахметьевой, он снова былу своей подружки, которая добросовестно составила ему алиби. За такие деньжищикакое угодно алиби можно дать. Он тоже не особенно опытен в совершениипреступлений, поэтому и он оставил в квартире Бахметьевой свои следы.