Громыхнул засов, и полтора десятка пар глаз немедленно уставилисьна дверь. Кого вызовут?

– Суриков! – послышался голос контролера. – Выходи, кследователю пойдем.

В нем шевельнулся страх. Кого он сейчас увидит? Все ту жеОбразцову, от которой он никакой опасности не ждет, или кого-то другого?Господи, идти бы так, идти этим длинным коридором, и чтобы он никогда некончался…

Слава богу, это она, следовательша. Можно перевести дух.

– Здрасьте, Татьяна Григорьевна, – радостно заявилСуриков прямо с порога. – А я уж беспокоиться начал, что мое дело опять кому-тоновому отфутболили. Чего же мне так не везет, а? Никому я не нужен, все меняспихнуть подальше хотят. Спасибо, хоть вы от меня не отказались.

– Здравствуйте, Суриков, – сухо сказала она. –Садитесь. Времени у нас с вами мало, поэтому будем его экономить. Давайтеначнем все сначала, но в хорошем темпе, не будем застревать там, где и так всепонятно. Договорились?

– Чего это сначала-то? – принялся дурачиться Сергей. –Давно уж к концу пора подбираться да освобождать меня вчистую, а вы опятьсначала. Не надоело вам?

– Мы же договорились, – недовольно поморщиласьОбразцова, – не тратить время зря. Приступим. Как вы добирались до Москвы,поездом или самолетом?

Ему показалось, что он оглох. Кровь бросилась в голову, вушах зашумело. Какая Москва? Как она узнала?

– Я повторяю вопрос. Как вы добирались до Москвы? Мыдоговорились, Сергей Леонидович, что время будем беречь, поэтому ставлю вас визвестность, что вас видели в доме, где произошло убийство, описали довольноподробно, а потом опознали по фотографии. Вы там были, это установлено. Иоставили на месте убийства отпечатки своих пальцев и ботинок. Мне в третий разповторить вопрос или вы ответите?

– Поездом, – почти прошептал он и сам удивился тому,как тихо прозвучал его голос. Ему казалось, что он сказал это довольно громко.

– Как вы вошли в квартиру Шкарбулей?

– Дверь была не заперта. Я…

– Да?

– Я не убивал их. Они уже были… когда я пришел… Яиспугался.

– И что сделали?

– Ушел.

– Долго пробыли в квартире?

– Нет… Я не знаю… Я испугался. Недолго. Минут пять,наверное.

– Что было потом?

– Поехал на вокзал. Сел в поезд.

– Билет купили перед отходом поезда?

– Нет, у меня был уже. Я здесь купил сразу туда иобратно. Я не убивал, честное слово! Я не убивал! Они уже были мертвые, когда япришел! Лежали в луже крови! Ну почему вы мне не верите?

– Вы были раньше знакомы с кем-нибудь из семьиШкарбуль?

– Нет.

– Зачем же вы к ним пришли?

Он молчал. Что он мог ей сказать? Что пришел их убить?

* * *

…Кроме телевизионных программ, содержащих криминальнуюхронику и другую такого же рода информацию, старуха Бахметьева обожаладетективы. И смотреть, и читать.

– Зло должно быть наказано, – заявляла она Сергею.

Посмотрев фильм, в котором преступнику удавалось ловкообойти полицейских, она недовольно ворчала:

– Плохое кино, неправильное. Нельзя совершатьпреступления безнаказанно. За содеянное зло должно следовать возмездие, этозакон, по которому устроен мир, и нарушать его никому не дано.

Суриков только посмеивался про себя над старухинойнесовременностью. Но однажды решил ее поддеть:

– Если вы так твердо считаете, что любое зло должнобыть наказано, то что ж вы своей невестке все с рук спустили? Сами же говорили,что она вас смертельно оскорбила и унизила. И денег своего родного сына вы таки не увидели, она все к рукам прибрала. Выходит, для кино у вас одни законы, адля вашей собственной жизни – другие?

Реакция Бахметьевой была неожиданной. Она медленно поднялаголову и внимательно посмотрела на Сергея, потом запавшие губы раздвинулись встранной улыбке. Суриков никогда раньше не видел, чтобы Софья так улыбалась,хотя прожили они вместе уже года полтора.

– А кто тебе сказал, Сереженька, что ей это с руксошло? Нет, не простила я ее. И жду, когда она будет наказана.

– Да кто ж ее накажет, интересно знать? – продолжалнасмешничать он. Ему вовсе не хотелось обидеть хозяйку, он был очень к нейпривязан и относился к старой женщине со всей теплотой и нежностью, на которыевообще был способен. Но был он еще слишком молод, чтобы уметь точно чувствоватьту грань, за которой кончается шутка и начинается разговор всерьез. – Бог, чтоли? Так вы же в бога не верите, Софь-Ларионна, вы и в церковь не ходите. Нет,что-то у вас концы с концами не сходятся.

– Ну что ж, буду ждать, пока найдется человек, которыйих вместе сведет, – бросила Бахметьева загадочную фразу. – Мне самой-то это ужене под силу. А закон – он действует обязательно, другое дело, хватает ли учеловека терпения и сил дождаться. Ну, мне, Сереженька, терпения не занимать,если уж я двадцать лет лагерей и поселений вытерпела и не сломалась, если ясвоего сына любимого двадцать лет не видела и не сошла с ума, если его смертьпережила, то и справедливости дождусь.

Суриков только хмыкнул в ответ и снова уткнулся в телевизор,где как раз начинался боевик с Чаком Норрисом. Софья боевики не любила, поэтомусразу же уползла на кухню и принялась греметь кастрюлями, готовя обед назавтра. Минут через пятнадцать после начала фильма Сергей вдруг припомнилнедавний разговор. А что? В самом деле, права старуха, зло должно бытьнаказано. Боевики-то все до одного как раз про это. В детективах идеясправедливого возмездия не очень заметна, там все внимание на загадку уходит,на тайну: кто преступник и как его поймать. А в боевиках тайны почти никогданет, а есть обидчики и обиженные, и весь фильм обиженные или их защитникитолько и делают, что мстят да разбираются с обидчиками.

Нет, ну до чего все-таки умна старуха! Опять праваоказалась.

* * *

Он даже не заметил, как старая женщина вошла в него, в егоплоть и кровь, свила гнездо в его душе и стала жить в теле Сергея Сурикова. Онбыл просто очень привязан к ней и не видел в этом ничего плохого или опасногодля себя.

Через полтора года он уже не мог дня без нее прожить. Ипосле работы в магазине мчался домой как угорелый. Он скучал без СофьиИлларионовны, без ее интересных рассказов о таких вещах, о которых Сергей и неслышал никогда, без ее острого юмора, без ее мудрых и рассудительных суждений.И она нуждалась в нем, в его помощи и заботе, она ждала его каждый день с работыс горячим ужином, ласково называла «сынком» и «Сереженькой», а главное – онаумела сделать так, что каждая проблема, кажущаяся неразрешимой, вдругпредставала понятной и простой, такой, с которой справиться – как нечегоделать.