Музыканты перестали играть и подошли поближе.

Между тем Корецкий с довольной ухмылкойразвернул письмо и прочел:

– « Вы много страдаете: я не могу бытьбезответною к вашей благородной, искренней страсти. Победите врагов ваших и несомневайтесь, что в свое время ваши надежды увенчаются и вы получите награду заваши доблести». Охо-хо, москаль! Следует быть осторожным, разбрасываясь нежнымипосланиями прекрасных дам! Ведь так очень просто можно сгубить безупречнуюрепутацию одной недотро…

Корецкий не договорил, а может, и договорил,но последних слов никто не слышал: их заглушила звонкая пощечина, которуюотвесил ему Димитрий. Бил он от всей души и со всего плеча – молодой шляхтич неснес удара и рухнул на пол, вдобавок еще несколько отлетев к стене. В следующуюминуту Димитрий проворно шагнул к нему, поставил ногу на грудь поверженногопротивника, не давая ему двинуться, потом выхватил из его руки письмо и,склонившись к лицу все еще не очухавшегося от удара Корецкого, проговорил –негромко, но отчетливо, так, что слышно было в самом дальнем уголке залы:

– Я вызываю тебя, сударь. Сабли илипистолеты – что угодно. Немедленно. Сейчас! Прямо здесь!

Вслед за этим он убрал ногу с груди Корецкого,схватил того за полы и рывком поднял с полу.

– Господа, угомонитесь! Пан Вольдемар,постыдился бы ты, ведь царевич – наш гость! – воскликнул было Мнишек, ноКорецкий, красный, словно переваренный рак, завопил, уж вовсе не владея собой:

– Пусть этот ублюдок покажет своюдоблесть! Его безумного папашу бил наш великий Баторий – ну а я побью сына!

Надобно сказать, к чести гостей, что никто изних в эту минуту не приосанился, вспомнив победы Стефана Батория над ИваномГрозным и расхожее мнение, что, если бы не безвременная смерть неистовогополяка, границы Московии и Польши весьма изменились бы. Все были слишкомобеспокоены развернувшейся непристойной сварой.

Пан Мнишек сокрушенно покачал головой. Пакостьнасчет насекомых – это погано, но переживаемо. Потерянное (а скорее украденноекем-то из слуг, подкупленных Корецким) и прочитанное вслух письмо Марианны –ужасно. Но куда хуже всего этого, вместе взятого, оскорбление, нанесенноепамяти Ивана Грозного. Теперь Димитрий просто обязан сразиться с Корецким. Иесли Мнишек не хочет выставить своего гостя трусом и ублюдком, он не можетостановить дуэль…

А между тем паны, опытные в подобных делах(ведь в те неистовые времена частенько случались дуэли по поводу и без повода,и каждый знал, как вести себя при внезапно вспыхнувшей смертельной ссоре), ужевывалились из залы на улицу и вывели противников. Было решено стреляться –гостям не терпелось узреть победителя, а рубка на саблях может затянуться.

Мнишек и глазом моргнуть не успел, а уж двекарабели были воткнуты в землю, означая барьеры, и секунданты разошлись кпротивникам. Единственное, что радовало в эту минуту воеводусендомирского, – что рядом с Димитрием стоял Константин Вишневецкий. Ужэтот по крайности удостоверится, что пистоль Димитрия будет заряжена как надо.А ведь еще неизвестно, умеет ли москаль вообще стрелять!

И пан Мнишек мысленно схватился за голову,внешне сохраняя невозмутимость и неподвижность.

Адам Вишневецкий был распорядителем дуэли. Свеселой улыбкой, словно собравшимся предстояло увидеть не смертоубийство, анекое представление скоморохов или бродячих лицедеев, он развел противников кбарьерам и приказал:

– Сходиться после счета «три», стрелятьпри слове «десять»! Господа противники готовы?

«Господа противники» отсалютовали пистолями.Корецкий тяжело дышал и пытался улыбнуться, Димитрий был наружно спокоен,только раз или два вскинул глаза к небу. Впрочем, человек внимательный мог бызаметить, что он взирал вовсе не на Господние пределы, а на верхние окна замка,словно пытался рассмотреть, наблюдает ли кто-то из домочадцев пана воеводы запоединком.

– Клянусь слезами Христа… – пробормоталпан Тадек, хватаясь за рукав пана Казика, чтобы не упасть. – Ну какая тутвозможна дуэль?! Я и то едва стою на ногах, а ведь он только что опрокинулcorda fidelium! Пропал москаль, як пана Бога кохам, пропал…

– Не тревожься, – тихонько фыркнулпан Казик, поддерживая приятеля. – Лучше посмотри, на каком их поставилирасстоянии. Никак не меньше полусотни шагов. Князь Адам необычайно хитер. Онвовсе не желает, чтобы двор воеводы обагрился кровью.

– Но ведь они начнут сходиться…

– Начнут сходиться на счет «три», астрелять уже на счет «десять». То есть между ними всяко останется не менеетридцати шагов. Учитывая, что оба пьяны…

– Увага! [37] – по-польски выкрикнул князь Адам, поднимая руку сзажатой в ней шапкой, а потом продолжил по-латыни: – Прима… секунда… терция…

При слове «терция», что означало «три»,претендент двинулся вперед. Ни он, ни пан Адам как бы не заметили, чтоКорецкий-то кинулся к противнику еще на счет «прима»!

Шляхтичи возмущенно вскричали: «Стой! Куда!» –однако князь Адам и бровью не повел, и ропот возмущения замер. Надо думать,князь Вишневецкий знает, что делает.

– Кварта… – продолжалраспорядитель. – Квинта… Секста… Септима…

Грянул выстрел! Это Корецкий не дождалсяокончания счета. Пуля укоротила перо на магерке москаля, однако тот отмерил подсчет пана Адама еще три размеренных шага, медленно поднимая руку, и спустилкурок не прежде, чем Вишневецкий выкрикнул, взмахнув своей шапкой:

– Децима! Десять! Пли!

Грянул выстрел.

Корецкого отшвырнуло назад, пистолю вышибло изего руки наземь. Пан Вольдемар со стонами тряс рукой, с ужасом глядя напротивника.

– Оба промахнулись, – вынес приговорпан Тадек. – Тоже мне стрелки…

– Промахнулся только Корецкий, –уточнил пан Казик. – А этот москаль его просто пожа…

Он не договорил. Корецкий вскочил и кинулся напротивника, занося кинжал, выдернутый из-за голенища.

Какой-то миг царевич стоял перед ним полностьюбезоружный, но тут секундант его, Константин Вишневецкий, выдернул из-за своегопояса заряженную пистолю и швырнул ему с криком:

– Держи!

Как показалось зрителям, Димитрий непостижимымобразом нажал на курок, едва коснувшись оружия, еще пока оно пребывало ввоздухе, и только потом, после выстрела, поймал пистолю.

Так или иначе, но пуля попала в клинок ивышибла его из руки Корецкого, а сила выстрела вновь повергла ошалелогошляхтича наземь.