— Мне столько хочется у тебя спросить, — произнес Август. Эрика посмотрела ему в лицо — должно быть, никто и никогда не видел его таким: мягким, расслабленным, наконец-то позволившим себе любовь и нежность. Сейчас Август был похож на рыцаря, который наконец-то снял доспехи цинизма и злости. Наступит утро, он облачится в них снова — но пока до утра еще далеко.

— Спрашивай, — ответила Эрика. Август усмехнулся, поцеловал ее в висок.

— Эти артефакты — работа Моро? Кто он на самом деле?

— Да, он сделал их для меня, — ответила Эрика. Вечером Моро сказал, что проведет ночь вне дома, и она впервые подумала о том, где и с кем он может быть. — Но кто он — я не знаю. Может быть, джиннус. Или даймония. Не знаю.

Август рассмеялся.

— Джиннус? Ну, с его физиономией это вполне возможно. Ты его не боишься?

Эрика удивленно посмотрела на Августа.

— Бояться? Нет! С чего бы? Я не видела от него ничего, кроме добра.

«Он ревнует, — подсказал внутренний голос. — Он мучительно и болезненно ревнует к тому, кто всегда находится рядом с тобой. Во всех твоих видах».

— А то тело, которое нашли рыбаки? Его работа?

Эрика кивнула.

— Как и все изменения в документах, — ответила она. — Загляни в записи регистрации и увидишь, что у моих родителей родились близнецы, а не единственная дочь.

— Кстати, как они отреагировали на внезапного сына? И все остальные?

Эрика прикрыла глаза.

— Это тоже Моро, — ответила она. — Он как-то подправил мир. Я вдруг поняла, что никто не удивляется тому, что Эрик Штольц в принципе есть. Все будто бы знали, что у меня был брат-близнец, который жил в деревне. Ну а родители радовались, конечно. Богатый и знаменитый сын это великое дело, знаешь ли.

Август усмехнулся. Эрике почудилось, что он начинает возвращаться в свою привычную броню.

— Поэтому тогда он тебя и уволок в дом, — сказал он и пояснил: — Тогда, вечером, когда тут был огненный столб.

Защита артефакта лопнула как раз в ту минуту, когда Моро втащил Эрику в дом. Отдача была такой, что Эрика упала на руки Моро, почти потеряв сознание. Воспоминаний от того вечера осталось немного — тьма в коридоре и комнате, свет, затрепетавший в лампе, чашка какого-то густого варева в руках Моро, и его рука, которая поддерживала голову Эрики.

— Да, — ответила она. — Тогда я обратилась, стоило Жан-Клоду закрыть дверь.

Август нахмурился — то ли от того, что Эрика назвала слугу по имени, то ли потому, что уже думал о чем-то другом. И Эрика даже подозревала, о чем именно.

— Ползучие артефакты могут вызвать такие столбы? — спросил он. Эрика пожала плечами.

— Я почти ничего о них не знаю, — ответила она и поинтересовалась: — Как думаешь, когда убийца объявится снова?

Август нахмурился. Конечно, о чем еще говорить в постели с мужчиной в новогоднюю ночь? Разумеется об убийствах, убийцах и их жертвах. Эрика задумчиво погладила его по плечу, провела пальцами по тонкому шраму, убегавшему на грудь — Август поймал ее пальцы и прижал к губам.

— Ты хочешь поговорить именно об этом? — спросил он. — Или нам еще есть, чем заняться?

Утро было серым и сонным. Отгремели фейерверки, опустели улицы, и Эверфорт наконец-то погрузился в сон. Снова пошел снег, заметая рассыпанные конфетти и мусор — мир делался белым и чистым.

Эрика думала, что музыка этого мира должна быть такой же: спокойной, плавной, задевающей самые глубокие струны в душе. Человек, который поднимется из кровати тогда, когда уже начнет смеркаться, выглянет в окно, увидит, как фонарщики зажигают первые фонари, и услышит в музыке отблеск того таинственного света, что хранится в глубине его сердца вместе с надеждами, снами и памятью детства. И к нему придут золотые шары на елке, треск поленьев в камине, нетерпеливо сорванная с подарков полосатая бумага — и руки матери, смех отца, тепло вечера, любовь.

Август спал, уткнувшись лицом в подушку. Эрика выскользнула из-под одеяла, набросила рубашку и села за рояль. Теперь музыка жила в ее глазах и руках, музыка искала выход, музыка рвалась на волю. Когда-то в детстве у Эрики повышалась температура, и почти в бреду она добиралась до рояля, шепча: «Мама, музыка, музыка…» — неудивительно, что родители считали ее одержимой, и решили спасти так, как умели.

Пальцы легли на клавиши, и Эрике стало легче. Невидимые обручи, сжавшие ее грудь, исчезли, она могла дышать легко и свободно, она летела куда-то туда, где был только свет. Она сама была светом, и свет вытекал из нее с каждым аккордом.

Потом музыка иссякла. Эрика убрала руки с клавиш и, вслушиваясь в остывающие звуки, понимала: это одно из лучших ее произведений. Минувшая ночь дала ей возможность и силы заглянуть туда, где творит Создатель мира, и прикоснуться к его могуществу и любви.

— Невероятно, — услышала Эрика. — Это… это пробирает, да. До глубины души.

Эрика обернулась. Август сидел на кровати, и только сейчас она поняла, что разбудила его своей игрой.

— Осталось записать, — ответила Эрика. — А потом сыграть на концерте.

Август улыбнулся, и эта теплая улыбка, которая так непривычно смотрелась на его обычно язвительном и мрачном лице, словно бы озарила его изнутри золотистым мягким светом. Музыка Эрики дотронулась до него там, куда он избегал заглядывать.

— Эрика, выходи за меня замуж? — неожиданно предложил он.

Эрика закусила губу. Осторожно опустила крышку рояля, провела по черному дереву, стирая невидимые пылинки. Что-то царапнуло в груди, а потом снова и снова.

— Не отвечай сейчас, — произнес Август. — Я тебя не тороплю.

Эрика обнаружила, что по губам пляшет нервная кривая улыбка. Ей невероятно, до спазма в горле хотелось ответить «да» — и в то же время она прекрасно понимала, как прозвучит единственно возможный ответ.

— Ты же понимаешь, что это невозможно, — негромко сказала Эрика. Август кивнул, и его лицо обрело привычное язвительное выражение, словно он ожидал услышать именно отказ.

— Конечно. Я ссыльная дрянь. Ты гений. Мне незачем соваться со своим рылом в твой ряд.

Почему-то Эрика знала, что он скажет именно это и не захочет или не сможет увидеть главного. Все было предсказуемо, все было банально и очень просто. Настолько просто, что с этим невыносимо жить.

— Дело не в этом, — вздохнула она, поднялась из-за рояля и прошла к кровати. Ее начинало знобить, как и всегда после серьезной работы. — Дело совсем не в этом.

Август взял ее за руку так, словно Эрика прямо сейчас, в эту минуту убегала от него, и он пытался ее удержать.

— А в чем? — спросил он, глядя ей в лицо со страхом и надеждой.