Войдя в большой холл, мы прошли по длинному коридору. Навстречу нам попались двое мужчин, которые по-особенному проводили меня взглядами. Неужели вампиры? Волнение поедало изнутри. Каждый шаг приближал к удивительному существу. Сердце застучало в ритме барабанной дроби. Беспокойство сменилось страхом, когда перед нами распахнулись громадные двери шикарного зала, залитого ярким светом. Переступив порог, мы подошли к сидящему в большом мраморном кресле седовласому мужчине. Он напоминал гипсовую статую: такой же бледный и неподвижный. Его кожа была гладкой и ровной. Казалось, у него нет ни одной морщинки! Рассудительный взгляд вампира заставлял задуматься над количеством прожитых им лет, возможно, в одиночестве, а может быть в кругу семьи таких же хищников как он сам.

Мудрец был в темно-сером костюме и белой рубашке, застегнутой на все пуговицы. Волосы зачесаны назад, а легкая небритость придавала ему привлекательной зрелости. Он держал в руке трость с ручкой в виде головы оскалившегося волка.

Я окинула зал любопытным взглядом. Все вокруг сияло. Сначала показалось, что стены выкрашены в золотой цвет, а потом пригляделась — нет, это металл. Неужели чистое золото? Янтарные люстры, свисающие на длинных цепях, и множество статуй богов и чудовищ, расставленных по всему помещению, вызывали восхищение. Потолок напоминал исполинское полотно с изображением ангелов.

К трону Ламарка вела бордовая ковровая дорожка, которая застилала сверкающий мраморный пол. Я осторожно шла по ней рядом с Кевином. Мы остановились на почтительном расстоянии от мудреца. Положа руку на грудь, Кевин поздоровался, слегка склонив голову. Я последовала его примеру.

Я не могла оторвать взгляда от старого трона. Он казался мне произведением искусства. Не удивлюсь, если он раньше принадлежал какому-нибудь правителю.

— Вы чрезмерно проницательны! — раздался звонкий голос, отражающийся от стен тихим эхом. — Этот трон принадлежал королю франков, Карлу Великому. Уникальная вещь. Простите, что проник в ваши мысли.

Ужасно стало не по себе. Попыталась улыбнуться, но вышло с трудом. Как ему удалось узнать мои мысли, ведь на мне кольцо?!

— Электа! — уверенно произнес Ламарк, глядя в глаза.

В этом взоре было что-то необычное, словно я последний человек на земле, будто мудрец хотел уберечь меня. И что означало слово — Электа, я не поняла.

Снова оглядела зал. По левую сторону от нас четыре огромных арочных окна достигали потолка. Рядом с каждым горели свечи в подсвечниках в виде красивых пальцев с длинными ухоженными ногтями. Справа красовалась высокая резная дверь. Интересно, что за ней? Возможно, еще какой-нибудь роскошный зал или кабинет. А, может, там находится гробница Ламарка, где он скрывается до захода солнца?

— Что привело вас в мои владения?

— Мы хотим знать, не угрожает ли Кристине опасность, — произнес Кевин.

— Пока девушке ничто не угрожает, — твердо произнес мудрец и взмахнул тростью. Резной волк угрожающе разевал пасть, словно собирался накинуться.

Я зацепилась за пугающее слово «пока». Что значит, пока? Или он что-то увидел, или я себя накручиваю. Мудрец ощутил мое волнение или в очередной раз прочел мысли и оборвал их бездушным взглядом, тронутым старческой поволокой. Я растерялась.

— Вы в безопасности, Кристина, до тех пор, пока не погрязнете в пучине слепого неугасаемого чувства, которое перетягивает вас на сторону зла. А нужно ли вам это? Ваш дядя был хорошим вампиром: добрым, справедливым. Но ненависть погубила его. Не стоит идти той же тропой, потому что путь, который выбрал Александр, оказался не только тернист, но и неверен.

Взгляд мудреца пронзил насквозь; я ощутила неприятный холодок в груди. И тут вспомнились строки из дядиного письма, гласящие о выборе, который стоял перед ним. Если бы он сделал другой выбор, то был бы сейчас жив. Как поступлю я? Глупый вопрос — точно так же.

— Я не знаю, как избавиться от этого чувства, — проговорила я. — Ложусь и просыпаюсь с мыслями о мести. Мне нужна справедливость. Я хочу, чтобы вампир, убивший папу, страдал, чтобы он переосмыслил свою жизнь и понял, что совершил непростительный поступок.

Не получалось оторваться от его выцветших карих глаз.

— Как говорил один мудрец: «Осуществляя месть, человек уподобляется своему врагу, пренебрегая же местью, он возвышается над ним»[1]. Так будьте же выше этого, Кристина. Не позволяйте ненависти править вами. Все мы стоим перед выбором. Изберите верный путь! Еще раз повторю, если человек желает убить другое существо, значит, он в себе уже убил все человеческое. Порой, простое желание может сделать человека преступником. Не нужно ждать действий, чтобы сказать, кто он на самом деле. Вы добрая и умная, уверен, пойдете по правильному пути. Прощение — вот ваше спасение. Прощение — привилегия сильных.

— Наверное, я слаба, раз не могу допустить и мысли о прощении.

— Вы не слабы, вы просто неопытны, и вам вполне под силу растоптать обидчика морально, унизить, оскорбить его чувства… Этим вы причините мучительную боль вампиру. Душевную боль, которая останется с ним навечно, но не забывайте о последствиях, Кристина. Даже мне неизвестно, что может произойти вследствие вашего поступка. Вампиры не предсказуемы.

Растоптать, унизить, оскорбить — слова бились в голове.

— Спасибо за советы, — я слегка кивнула. — Обещаю, что подумаю, прежде чем слепо довериться чувствам.

— Уверяю вас, Кристина, убийца получит то, что заслужил. А сейчас я хочу поговорить с Кевином наедине. Мой дворецкий Малкольм с радостью проводит вас в зал ожидания.

Передо мной появился высокий мужчина лет сорока в белом костюме, белоснежных туфлях и такого же цвета перчатках. Он любезно проводил меня в соседнюю комнату и предложил кресло. В помещении царила атмосфера уюта. Приглушенный свет от стоящей на невысоком столике лампы приятно озарял со вкусом обставленную небольшую комнату. После ухода дворецкого в груди застрекотало любопытство, и мысль пришла сама собой: «Ничего ведь не случится, если я чуть-чуть послушаю, о чем они говорят». Крадучись выйдя из комнаты, приблизилась на цыпочках к дверям зала и прислонилась ухом к резной поверхности. Напряженно вслушиваясь в голоса, старалась даже не дышать. Иногда Кевин и мудрец понижали тон, что не позволяло разобрать слова. Неужели они услышали шаги? Но меня это не смутило. Я продолжала слушать.

— Она ведь не безразлична тебе. Я прав? — спросил Ламарк.

— Да, но это абсолютно мне не нужно… По ряду причин, — невнятно сказал Кевин.

— Будь так любезен, озвучь их.

— Мне столько усилий потребовалась, чтобы научиться обходиться без чувств. Чувствовать, значит, быть слабым.

— Отнюдь… — возразил мудрец.

Вдруг послышался четкий стук обуви, словно по кафелю. Я рванула обратно в комнату, поудобнее устроилась в кресле, нервно покачивая ногой.

Как всегда, на самом интересном месте!