он был и суверенитет которых он лично гарантировал указом о создании Рейнского союза, означало бы потрясти его германское устройство до самого основания. Правда, три курфюршества на севере занимали мизерные территории. Если бы они были аннексированы более крупными государствами Рейнского союза, многие бы говорили, что Наполеон действует в духе Имперского эдикта и законов 1806 года. Однако сцены попирания родителем своих детей всегда отвратительны, особенно в глазах других детей. Только по одной этой причине у протектора были основания колебаться.

Реальной причиной его нерешительности был Ольденбург. Дело заключалось не только в том, что это герцогство занимало приличную территорию, – его правящую династию представляло ответвление рода Гольштейн-Готторп, родственное русскому царю Александру. Александр был племянником герцога Петера, который правил в качестве регента своего душевнобольного кузена, а также двоюродным братом сына Петера, Георга, который женился на великой княгине Екатерине, после того как Людвиг Баварский отказался от сватовства. Царь был также разгневан аннексией северогерманских портов, которая наносила ущерб русской торговле, так же как и британской. Неудивительно поэтому, что Наполеон не решался захватить территорию, которую Александр рассматривал как феодальное владение русской короны. В то же время перспектива постоянного сохранения анклавов на французской территории была неприемлема, поэтому император придумал совершить территориальный обмен. Ольденбургская ветвь дома Гольштейн-Готторпов должна была переселиться в Эрфурт, центр Тюрингского курфюршества, составлявшего всего одну шестую территории Ольденбурга, но более плодородного и доходного. Наполеон выступил со своим предложением как в Ольденбурге, так и Санкт-Петербурге. Герцогу был предложен выбор между пребыванием в герцогстве под французским суверенитетом и переездом сувереном в Эрфурт. К удивлению Наполеона, герцог выбрал первое, полагая, что, как регент, он не имеет права покидать дом предков. Тем временем армия французских чиновников, ожидавшая от герцога противоположного решения, уже наводнила герцогство и занялась его административным управлением. Это была ошибка. Но Наполеон, уверенный в том, что мягкость повлияет на ситуацию в Рейнском союзе хуже, чем жесткая демонстрация его власти, решил завершить аннексию. 22 января 1811 года указом сената был утвержден обмен Ольденбурга на Эрфурт, но, в качестве уступки русскому царю, герцогу разрешалось сохранить свое родовое имение в Ольденбурге до переселения в Эрфурт.

Александр отреагировал на это со свирепостью раненого вепря, двинув войска к Варшаве и пытаясь заручиться поддержкой поляков в обмен на провозглашение королевства Польши под русским протекторатом. Неизвестно, объявил ли бы он войну за освобождение Ольденбурга, если бы получил поддержку поляков. Но случилось так, что идея Александра встретила у поляков прохладный прием, и царь ограничился рассылкой циркуляров с протестом европейским дворам. «Это государство… не может быть упразднено без попрания справедливости», – отмечалось в циркуляре и далее подчеркивалось, что Россия никогда не признает аннексию, нарушившую полдюжины соглашений, уходивших к 1766 году. В протесте царя явно сквозила обида. Он давно уступил Франции исключительное влияние в Германии по всем политическим вопросам, тем не менее Наполеон грубо и прямолинейно совершил наезд на представителя монархической династии и снова сделал германский вопрос осложняющим фактором франко-русских отношений. Конечно, судьба Ольденбурга не была главной причиной большой войны 1812 года, но и ее сбрасывать в данном случае со счета не следует. В трехмесячный период протестов Александра Наполеон приказал членам Рейнского союза привести свои вооруженные силы в боевую готовность.

Участь, постигшая герцога Ольденбургского, постигла также герцога Аренберга и два княжеских дома Зальма. Они сохранили свои родовые поместья, а за утрату суверенитета и вассалов получили титулы французских князей. За несколько месяцев аннексированная территория была преобразована в департаменты, подчинена действию французского законодательства и превращена в 32-й военный округ, что обнажило подлинную цель проведенных преобразований. Показательно, что Наполеон поставил губернатором нового департамента Теобальда Жака Бахера, одного из архитекторов Рейнского союза и со времени его создания французского министра при дворе князя-примата. (См. главу 3 настоящей книги.) С переводом Бахера на новую должность Франция ликвидировала свое представительство в Рейнском союзе как объединении государств и с этих пор поддерживала с ним отношения через своих послов в отдельных государствах. Конечно, было бы преувеличением утверждать совместно с Эдуаром Дрио, что таким образом «союз оказался на самом деле распущенным». Но факт остается фактом: для Наполеона главным инструментом поддержания отношений с Германией стали двусторонние соглашения с членами союза, которые он пытался включить впоследствии в Указ о Рейнском союзе. Для членов же союза стало ясно, что теперь следует полагаться не на указ, а на двусторонние переговоры с Наполеоном.

Могло показаться, что наступило время, когда германским суверенам следовало искать покровительства Австрии. Этого, однако, не происходило. Наоборот, большинство правителей Рейнского союза восприняли брак Наполеона с австрийской принцессой как проявление соискательства Австрией милостей Бонапарта, соперничества тем более опасного, что Австрия не была так тесно связана с новым политическим устройством в Европе, как члены Рейнского союза. Поэтому они еще теснее сомкнулись вокруг Франции и избегали малейшего риска показаться нелояльными.

Впрочем, если и была какая-то альтернатива Наполеону, то отнюдь не кайзер Франц и его министр из бывших рейсграфов. Альтернативой был царь Александр, правда, никто, кроме заносчивого короля Вюртемберга, не посмел ею воспользоваться. Почти одновременно с циркуляром, содержавшим протест по поводу аннексии Ольденбурга, в Штутгарт прибыл посол из Санкт-Петербурга, барон Максимилиан Алопеус, с намерением восстановить прежнее влияние Александра при дворе южногерманского родственника посла. Возможно, Алопеус и король Фридрих опасались, что с началом франко-русской войны Вюртемберг постигнет участь Ольденбурга. Во всяком случае, под прессом обстоятельств Фридрих начал готовиться к наступлению того момента, когда гнет Наполеона стал бы невыносимым. Его заговор далеко не заходил, но, как мы увидим, он породил цепь событий, которые в последующие годы создали для Меттерниха немало трудностей в Германии.

Однако, независимо от того, ориентировались германские государства на Париж или на Санкт-Петербург, они с опаской поглядывали на Вену, особенно те государства, которые приобрели австрийские земли. После войны Меттерних делал все возможное, чтобы восстановить нормальные, дружественные отношения с Баварией, но все было тщетно. Его первый посланник в Мюнхене, дипломатический советник Дохле, не был принят правительством Монтгеласа и вскоре вернулся на родину. Его зондаж по поводу возможностей некоторых исправлений новой австро-баварской границы встретил абсолютную несговорчивость, а его усилия обеспечить права собственности немецких эмигрантов в аннексированных землях в соответствии с мирным договором привели лишь к утомительным переговорам, которые еще продолжались в начале 1811 года. Весной того же года из Берлина в Мюнхен прибыл барон Весенберг, но он, как и его предшественники, не добился успеха. К этому времени влияние династического союза Габсбургов и Бонапартов ощущалось всеми. Монтгеласу, убежденному в политическом