значении этого союза, казалось, что Австрия заменила Баварию в системе Наполеона. Надо сказать, что баварский министр-президент воспринял благожелательно просьбу Наполеона направить через баварскую территорию небольшой контингент войск для усиления французского гарнизона в Данциге. Это свидетельствовало о том, что Бонапарт не сбрасывает Баварию со счета в своих планах. Лишь кронпринц Людвиг высказывал дружелюбие в отношении Австрии, но он тогда не принадлежал к числу фаворитов Наполеона и теперь, после печальной судьбы Зальма, Аренберга и Ольденбурга, кронпринц опасался, что он так и не унаследует баварскую корону.

С Саксонией Меттерниху лучше удавалось поддерживать отношения. В Дрездене брак австрийской принцессы с Бонапартом вызвал меньше опасений, чем в Мюнхене, но пока король Фридрих Август, в качестве великого герцога Варшавского, властвовал в Западной Галиции, он видел в Австрии соперника. Впрочем, поскольку герцогство Фридриха было объектом вожделений как Александра, так и смертельного врага в лице лидера польского национального движения Понятовского, которого Наполеон в любое время мог использовать в своих целях, король ориентировался в целом на Францию. Его двор копировал французские манеры и во всем соглашался с французским министром-резидентом, что выглядело порой анекдотично. Австрийские дипломатические ноты неизменно переправлялись во французский МИД, что тревожило Вену по меньшей мере так же, как Париж. На торжества, проводившиеся в Дрездене, приглашался только французский министр.

Тем не менее такое отношение Саксонии к Австрии скорее было вынужденным, чем враждебным. Двусторонние же переговоры по взаимным проблемам протекали вполне дружелюбно, хотя и без особого успеха. Проблемы включали такие чувствительные темы, как совместная эксплуатация соляных копей в Величке, демаркационная линия вокруг района Кракова, а также статус двух герцогств – Верхней и Нижней Лузании. Речь шла о том, будут ли они присоединены к Саксонии в случае роспуска рейха или как владения богемской короны все еще останутся в составе Австрии. Обсуждение всех этих тем длилось месяцами, но решения удалось достичь лишь по вопросу о соляных копях: Австрия добилась права их односторонней эксплуатации на восьмилетний период.

Это были типичные проблемы, порожденные почти всеми соглашениями с Наполеоном. Есть подозрение, что он сознательно оставил в переговорном процессе в рамках Рейнского союза много мелких нерешенных проблем, чтобы другие европейские страны были заняты обсуждением малозначащих деталей. Меттерних, со своей стороны сознавая невыгодность для Австрии сложившейся ситуации, демонстрировал в отношениях с германскими государствами терпение и объективность. Он воздерживался от продвижения быстрых решений в пользу Австрии и не пасовал в связи с провалом попыток добыть своей стране друзей там, где их трудно было найти. «Князей, одержимых решением своих личных проблем и выгодными компромиссами, – докладывал Меттерних кайзеру, – больше невозможно вовлечь в какую-либо коалицию против Франции». Эта политика не была направлена, разумеется, на провоцирование вражды германских государств к Франции. А чтобы не отталкивать Наполеона преждевременным возобновлением соперничества за Германию, лучше было представлять эту политику такой, какой ее считали сами государства Рейнского союза, – состязанием с Австрией за благосклонность завоевателя. Единственным германским государством, искавшим совета и поддержки Австрии, была Пруссия, не входившая в Рейнский союз. Но и с ней Меттерних не собирался пускаться на авантюры. Слабая Пруссия не могла предложить Австрии после войны ничего стоящего.

Конечно, Австрия значила для Наполеона больше, чем государства Рейнского союза. 150-тысячная армия, разрешенная Австрии по условиям мирного договора, была примерно такая же по численности, что армии государств Рейнского союза (в целом 110 тысяч) и армия (42 тысячи) Пруссии вместе взятые. Армия Австрии заставляла считаться с ней как с великой державой. Поэтому Меттерних, полный решимости сохранить это преимущество, несмотря на сложные финансовые проблемы, часто конфликтовал с министром финансов Одонелом и его преемником, графом Иосифом Валлисом, по вопросам денежного обеспечения достойного военного истеблишмента. И поскольку Австрия считалась сильнейшим из так называемых «нейтралов», Меттерних мог оказывать Франции услуги средствами, недоступными самому Наполеону. Так, например, он повлиял на Данию с целью побудить ее оставить свои планы присоединения к нейтральному Скандинавскому союзу и вместо этого сотрудничать с Францией.

Когда же наполеоновский маршал Жан Батист Бернадот был избран наследником шведского престола, Меттерних одним из первых признал будущего монарха. Подобным же образом, когда по условиям мирного договора понадобилось признание зятя Наполеона Мюрата королем Неаполя, Меттерних с готовностью сделал это и установил с Мюратом дружественные отношения, выходившие за рамки деловых, послужившие ему в долговременной перспективе гораздо лучше, чем отношения с Наполеоном.

Внешне политика Меттерниха выглядела как самоуничижение посредством пресмыкательства. Он сам признавал, что она напоминала скорее фиглярство государства Рейнского союза, чем достойный и независимый курс великой державы. Тем не менее он всегда держал в голове фундаментальные, хорошо продуманные идеи и не зря гордился тем, что Австрия «почти единственная из европейских держав, которая располагает возможностью выбора». Если он и побуждал другие государства следовать в фарватере политики Франции, то только потому, что считал формирование антифранцузской коалиции лишь средством приближения войны. Меттерних не сомневался, что такая война, обреченная завершиться очередной победой Наполеона, стала бы катастрофой не только для Австрии, но и для всего континента. Доказательством того, что он проводил по сути независимую политику, является его подход к решению восточного вопроса, который всегда оказывал влияние на политику Австрии в отношении Германии и который в то время поставил перед Меттернихом проблемы придунайских территорий, аналогичные тем, с которыми он должен будет столкнуться позже на Рейне.

Восточный вопрос стал вновь актуальным главным образом из-за политики царя Александра. В 1810 году он завершил успешную войну со Швецией аннексией Финляндии и с удвоенной энергией обратился к противоборству с Турцией. Царь надеялся укрепить левый фланг России, пока Наполеон увяз в Испании, а Австрия была слишком слаба, чтобы оказать сопротивление русским. Как минимум, Александр рассчитывал завоевать дунайские княжества. Это всегда представляло угрозу Австрии, но для Меттерниха положение осложнялось другими проблемами. Он больше всего опасался, когда стал министром иностранных дел, возможности соглашения Франции и России по вопросу о разделе Турции. Предотвращение этого было одной из целей его поездки в Париж. В Париже, однако, где пребывание Меттерниха по настоянию Наполеона затянулось, он обнаружил, что угроза состоит не в изоляции Австрии, но в ее принудительном участии в заговорах на Балканах. Наполеон, связанный войной в Испании и обещанием в Эрфурте не препятствовать захвату Александром дунайских княжеств, надеялся использовать Австрию для противодействия русской экспансии. Заявив Меттерниху, что он не потерпит плацдарма России к югу от Дуная, Бонапарт уговаривал Австрию захватить Сербию. Он не прекращал своих уговоров и после того, как Меттерних вернулся домой.

В Вене эта проблема вновь обострила противоречия