— Судьбы нет, Слава.

— Да, конечно…

— Точнее, мы сами ее творим.

— Давай уж обходиться без банальностей. Миллион фактороввлияет на каждый наш шаг, на его допустимость. Вряд ли воля и мечты играютбОльшую роль, чем случайность.

Они замолчали — надолго. И даже когда поезд уполз со станцииСаксаул, ни Ярослав, ни Визитер не сказали ни слова. Лишь смотрели на осень,неумолимо наступавшую на степь.

Это было очень незаметное наступление — ибо степь и так былаосенью.

Самохин остановил «девятку», чуть свернув с дороги. Они сМорозовым переглянулись, словно решая, не стоит ли отказаться от задуманного.

— Пошли, — сказал Морозов.

Они выбрались из машины одновременно, еще раз посмотрелидруг на друга. Что ни говори, а такими делами им раньше не приходилосьзаниматься. Даже то, что стариков было двое, сильно меняло привычные схемы.Одновременный инфаркт у обоих — это слишком уж странное совпадение.

— Черт… — Самохин вновь метнулся к машине. Достал избагажника литровую банку с грибами, закатанную машинкой, забросил ее вспортивную сумку. Морозов молчаливо ждал.

— Налево, — подходя к нему сказал Самохин. — Вот этоназывается Яблочной улицей, и нам нужен семнадцатый дом.

Дачный поселок в будний осенний день был тих и печален. Низвука, ни движения. Они медленно пошли по засыпанной мокрым гравием дорожке,поглядывая на номера.

— Надеюсь, ты не ошибся в своих догадках, — заметил Морозов.Самохин лишь поморщился от его тона, заранее обвиняющего.

— Куда он мог еще податься? У дочери его нет, друзья сами впанике. Меня больше тревожит, почему взорвался дом.

— Газ…

— И у нас в квартире газ. Но никто на воздух не взлетает.Мог Романов еще кому-то поручить… это дело?

— Романов бы сказал. Только ведь и он тут посредник.

— Хрен его знает, какой он посредник. И почему он говорил обрате-близнеце — по документам такого нет? — Самохин остановился. — Вот.

Они остановились у низенького штакетника, глядя на маленькийдомик, построенный, наверное, лет двадцать назад. Редкие деревья с облетевшейлиствой, покосившийся нужник в углу участка…

— Академик… — буркнул Морозов. — Смотри! — он схватилВладислава за плечо.

Тот и сам уже заметил легкий дымок, ползущий из трубы.Кивнул:

— Ну, кто был прав, Гена?

— Пошли, — Морозов толкнул калитку. — Хватит рассуждать.

Чувствуя неприятный холодок в груди Самохин двинулся за ним.Надо было утром выпить… немного… для храбрости. Ее всегда не хватает в такиемоменты.

Большую часть пути Карамазов проехал на электричке. Потомпрошел через чахлый лесок. Он не боялся сбиться с дороги — когда путь указывалатьма, то ноги сами несли его к мишени.

Осенний лес успокаивал, дарил покой. Он засыпал, чтобывозродиться после зимней стужи. Лес знал тайну вечной смерти — разделяя ее сИльей.

Когда-то, давным-давно, еще в детстве, он участвовал вэкологическом движении «Зеленая тропа». Конечно, тогда еще и слово-то это былоне в ходу — «экология». Но из толпы подростков он был, наверное, одним из самыхсамозабвенных малолетних экологов — очищающих ручейки, с неумелой руганьюзаваливающих дерном кострища и собирающих в подмосковных лесах пустыеконсервные банки. Для кого-то это было просто возможностью пошляться в походах,или гордо выпалить обалдевшим туристам: «Зеленый патруль! Затушите костер!»Илья принадлежал к числу тех немногих, кто относился к делу серьезно. Этоосталось в нем на всю жизнь — серьезный подход к работе… да еще, наверное,легкое удовольствие, когда клиентом оказывался начальник какого-нибудь особенновредного предприятия.

Илья очень любил лес.

По пути он напился из родника — чистой, ломящей холодом зубыводой. Постоял минуту, борясь с желанием просто посидеть в тишине, под легкое,бесконечное бульканье бегущей воды.

Не время. Сейчас он на работе…

Оправив старую куртку с оттянутым привычной тяжестьюкарманом, Илья двинулся дальше. К поселку он вышел минут на десять позже двухдилетантов, но ему не пришлось тратить время на поиск нужного участка. Онпросто шел к нему — напрямик, не испытывая ни страха, ни волнения. Проглоченныйутром стимулятор вызвал легкую эйфорию, но не возбуждение.

Карамазов знал, что сегодня ошибок не будет.

Самохин потянул дверь веранды. Та скрипнула, отворяясь.

— Давай, входи, — прошептал Морозов.

Внутренняя дверь тоже была незаперта. Владислав медленновошел в комнату. У него было очень неприятное предчувствие… чрезвычайнотягостное. Если бы он увидел, что домик набит людьми в форме, то не испытал быни малейшего удивления.

Но в комнате был только сухощавый лысоватый старик, сидевшийна продавленном «дачном» диване. В углу тихо бормотал телевизор, но старик несмотрел на экран — он перебирал какие-то мятые бумаги.

— Здравствуйте, — Самохин попытался придать лицу строгое,официальное выражение. — Аркадий Львович Зальцман, если я не ошибаюсь?

Старик посмотрел на него — очень спокойно. Сказал:

— «Здравствуйте» — хорошее начало. Но это ведь тольконачало, верно?

Владислав почувствовал себя неуютно. Но возникший рядомМорозов прибавил ему уверенности.

— Аркадий Львович? — повторил он.

— Полагаю, вы знаете, кто я, — ответил старик.

— Мы из органов, — вступил в разговор Геннадий. Сделаллегкое движение, словно собираясь достать из кармана несуществующееудостоверение. — Мы искали вас по поводу взрыва в вашей квартире.

Старик улыбнулся.

— Какая доблестная у нас милиция… Я хотел бы все жевзглянуть на ваши документы.

— Ваш брат находится здесь? — словно не слыша его, спросилМорозов.

— Вам должно быть известно, что у меня нет брата.

Наступила тягостная пауза. Самохин сделал несколько шагов кстарику.

— А вы должны понимать, о ком мы говорим.

— Ищите… — старик развел руками. — Комната одна, многовремени это у вас не займет.

— Он наверняка ушел, — сказал из-за спины Геннадий. — Ладно,хватит тянуть.

Самохину показалось, что его начальник тоже нервничает.Словно на них обоих наползала чья-то тень… такая огромная и холодная, что небыло даже сил поднять глаза и посмотреть в небо…