Кардинал вздохнул. Тяжело встал, опустив дремлющую собачкуна кресло. Пробормотал, глядя на пса:

— Старенький уже совсем… ему восемнадцать лет… Гвардейцыдавно требуют, чтобы другого завел, а я не могу. Умрет он сразу, если я егоброшу… Куратор кураторов, говоришь?

Он прошелся по комнате, встал у окна спиной ко мне. Горькопроизнес:

— Как хорошо быть молодым и горячим! Верить, что у тьмы естьсердце, у врага — имя, а у экспериментов — цель… Мы плохо знаем Аркан. Мывыявляем их лазутчиков, но не в силах сами туда пробиться. Но то, что намудалось узнать, на Аркан никак не указывает. Это мир технический, примерно каки твой. Уровень их развития никак не позволяет создавать функционалов изавоевывать чужие миры. Ну никак не позволяет! Исполнителями, послушнымисолдатами, наместниками в захваченных мирах они могут быть… не только могут, нои являются, тут ты прав. Но создано, придумано все это было где-то еще! Ни наДемосе, ни на Верозе, ни в Тверди, ни в Аркане… Бессмысленно и глупо воевать сисполнителями, они ни в чем не виноваты, а на смену погибшим все равно придутновые. Мы сумели оградить свой мир, но если начнется масштабная война — и намне поздоровится. Гвардейцы и монахи рыцарских орденов с живым оружием — противнатренированных функционалов с автоматами, против танков и самолетов… Нет, явовсе не хочу сказать, что мы проиграем. Скорее всего мы просто убьем другдруга. Если хотя бы знать, что погибнет и зло… Но нет же. Мы не знаем, гдесердце тьмы, юноша. И поэтому солдаты Тверди не пойдут воевать в чужие миры.

Некоторое время мы молчали. Я мял в руках очереднуюпапиросу. Потом спросил:

— Скажите, а почему у вас гвардейцы — женщины? В нашем миреесть Ватикан, так вот там…

— Я знаю про Ватикан и швейцарских гвардейцев. Но в нашеммире не сто сорок семь гвардейцев полегли, спасая Папу Климента Седьмого, амонахини из монастыря кармелиток спасли шестерых кардиналов Конклава.

Кардинал вернулся за своей собачкой, поднял ее на руки.Сказал:

— Отдыхай. Я нехорошо поступил, не дав тебе отдохнуть сдороги. Но в Риме из членов Конклава сейчас я один, и мне было очень интереснопоговорить с гостем из другого мира. Тем более — с бывшим функционалом. Я какраз занимаюсь вопросами внешней безопасности Тверди.

— Я рад, что мы поговорили, — сказал я. — Ждать — это хужевсего. И… мне все равно стало легче. Хоть вы и отказали в помощи.

— Я не отказал в помощи. Я лишь объяснил, почему нашисолдаты не отправятся в Аркан или Демос. Но помощь… помощь бывает разной. Утебя не вызовет возражений, если Марко побудет с тобой в качестве моегопредставителя?

— Нет, конечно. Он хороший собеседник.

Кардинал чуть заметно улыбнулся.

— Да, я знаю…

Сон — единственная радость, которая может приходить невовремя.

Нет, это не Монтень. Это я сам придумал.

Но если всерьез, то ведь так оно и есть. Признаваться в том,что любишь поспать, как-то даже не принято. Нашел чем заняться — спать!Работать надо на благо себя и государства. Или книжки читать для ума и сердца.Или в клубе с девушками танцевать, отдуваясь за то, что у сапиенсов половоевлечение постоянное и, значит, брачные танцы горных козлов приходитсяпрактиковать в любое время года. Сон — это же так, ерунда. Сплошная потерявремени. Ну, в кои-то веки сон интересный приснится, но кому нынче интереснысны — во времена забитого фильмами интернета и моря разливанного компьютерныхигр.

А с другой стороны — спросите наигравшегося с утра до вечераребенка, хочет ли он спать. Поинтересуйтесь у студента, вернувшегося с танцулеки уныло глядящего на учебник квантовой физики. У молодых мам-пап поспрашивайте,у которых ночью сплошное «уа-уа» в люльке. У старичка, который без таблеткиснотворного в койку не ляжет. У профессора физиологии — тот, превозмогаязевоту, все вам расскажет про процессы торможения-возбуждения в коре головногомозга, про важность сна для здоровья психического и физического…

В общем, сон — это и впрямь истинное удовольствие. Если быеще было можно отсыпаться впрок! Спать с запасом в скучные вечера, в пустыедни, в долгие зимние ночи — и тратить накопленное в годы бесшабашной молодости,или для важной и срочной работы, или для интересных разговоров…

Я потянулся за кофейником и вылил в чашку остатки кофе, ужеостывшие, с осадком. Марко с сочувствием посмотрел на меня.

— Может быть, отправитесь спать, Кирилл?

— Сейчас. Только давайте еще раз пройдемся по датам. У васдве тысячи девятый год… ну, тут можно списать на погрешности исчисления… Когдабыл основан Рим?

— Восьмой век до Рождества Христова.

— Ага, верно. — Я помнил не так уж много дат из истории, ониблагополучно стерлись из памяти сразу после школьного экзамена. Но что-то все-такивсплывало в голове: — А вот… Юлий Цезарь?

— Да? — с готовностью отозвался Марко. — Что Цезарь?

— Лет за пятьдесят до нашей… до рождения Христа был убитБрутом?

Марко покачал головой.

— Ну, если мне не изменяет память, то Юлий Цезарь умер отсердечного приступа во время любовной встречи… в двадцать четвертом году доРождества Христова.

— Тогда это и есть та точка, в которой истории наших мировразошлись! — торжественно сказал я.

— Обычная ошибка человека, пытающегося разобраться вразличии миров веера. — Марко улыбнулся. — Что-нибудь поближе к нашим дням?

— Подожди, ты прав… — Я посмотрел на томик Монтеня. — Вашабиблиотека… если такие давние и старые различия между мирами… Не было быникакого Монтеня, Сервантеса, Гюго, Достоевского…

— Кто такой Сервантес?

— Дон Кихот — знаешь? Санчо Панса?

— Испанцы? — уточнил Марко. — Это все известные в вашем миреписатели?

— Чушь какая-то! — не выдержал я. — Если мир начинаетменяться, то он должен измениться радикально. Изменения все накапливаются инакапливаются, не должно быть уже ничего общего! Какие у вас страны? Мы — вИталии?

— Мы в Ватикане, — улыбнулся Марко. — А Ватикан в Италии,да. Он разделяет Италию на Северную и Южную.

— Час от часу не легче… США?

— Северные Штаты Америки?

— Соединенные Штаты Америки.

— Ну… есть.

— Развитая страна?

— Весьма. Одна из самых развитых. Канада, конечно, побольше…

— Бред! — с чувством сказал я. — Россия?

— Какая из? Северо-восточная Россия, Южно-Украинская илиСибирско-Дальневосточная? Это конфедерация.