А меня, после моей силовой миротворческой миссии, директорСапов вызвал и сказал: учиться ты, недобитая кулачина, не желаешь, исподлобьяглядишь, вот и будь начальником кандея, с глаз моих долой. Гордых – ломай,смирных – терзай, за чумоватыми – приглядывай, о каждом ЧП – докладывай.Заметил, что я в рифму говорю? Не заметил? .. Значит, ты дурак ненаблюдательный.Покажи лапу! .. Да-а! Кулак – есть кулак, и недаром мы вас раскулачили. Иди…

И возлюбил я тюрьму свою в тюрьме своей. При кандее был уменя закоулочек с койкой, ящичком для ложки-кружки-миски и лампочкой Ильича. Подетдому уже пополз слушок о моей силище, и наказанные вели себя в кандее тихо.Сашка Гринберг, Пашка Вчерашкин и князь по моему представлению сталиуборщиками, истопниками, надзирателями, раздатчиками баланды, санитарами,прачками, одним словом, универсалами. Держался я за них, несомненно чуя, чтокаким-то образом главный фарт моей судьбы связан будет или со всеми ними, или содним из них…

А общаясь с помощниками, я почуял важнейшую вещь,определившую впоследствии тактику и стратегию моего поведения. Я почуял о них,как чуял это в себе, животную, стойкую, неуничтожимую ненависть к большевизму,коммунизму, ленинизму, марксизму, мне было все равно, гражданин Гуров, какназывать СИЛУ, СИЛУ, СИЛУ, загулявшую по России, мечтавшую о мировом загуле,уничтожившую наши дома, нашу родню и бросившую нас для бессмысленной жизни вдетдом имени против фашизма.

Мы – щенки, мы – кутята, раньше всех своих одногодков имногих старых пердунов разгадали, что под овечьей шкурой, под мельтешениемчеловеколюбивых партийных лозунгов, под сладкими посулами, под приглашением нановоселье в Мировой Коммуне – волчий оскал дьявольских СИЛ! СИЛ! СИЛ! Мыпоняли, как легко этой лживой и коварной СИЛЕ, призвав толпу к установлениюновых человеческих отношений для торжества коммунистической морали, внестибезумный хаос в людское общежитие, как легко разметать по сторонам добрый скарбдуши, с трудом собранный темными и светлыми веками для умножения в будущемдетьми и внуками.

Мы увидели своими щенячьими глазами, еще не залитымирадужной блевотиной советских иллюзий, как сытая страна стала голодной ираздетой. Под знаменем строительства новой жизни хаос проник в торговлю, в быт,в экономику, в правосудие, в культуру, в искусство.

Хаос ездил на службу в «Линкольне» в Госплан. Если что-тогде-то строилось, налаживалось, росло, производилось, то это не благодаряозабоченности дьявольской Силы судьбами страны и народа, а вопреки ей, вопреки.Это из-под вылитого на поле нашей жизни адского гудрона выбивались на светБожий стебельки ненавидимого Дьяволом Естества. Естества труда, естества семьи,естества радости и порядка.

Несмотря на бесовский, запутывающий души и разум шабашагитации и пропаганды, мы – щенки, чуяли, что кроется за лозунгами и красивымисловами. За ними была мертвая бездна или параша, полная дерьма. Они скрывали отнас чудовищный произвол, кровавую резню, крушение планов, несостоятельностьочередных кампаний, злоупотребления властью, тотальное воровство, вырождениенравов, глумление над верой.

СИЛЫ использовали слово, использовали ЯЗЫК, одновременнопытаясь уничтожить его сущность, в своем нахрапистом наступлении начеловеческое.

СИЛЫ переделывали мир на одной шестой части света, обольстивлегковерную толпу преимуществами переделки мира над объяснением его.

СИЛЫ понимали, прекрасно понимали, что объяснение мирачревато благодатными переделками того же мира. Переделками к лучшему,нежелательными, смертельно опасными для главной цели Сатаны – внесениянеуправляемого хаоса в миропорядок.

Вот СИЛЫ и сыграли на инстинкте торопливости разума, на егострастном, напоминающем детское, любопытстве поскорей, поскорей узнать, что тамза пружинки и колесики в механизме жизни общества…

Что там за фиговинки и тайны, которые философы хуевые всеобъясняют, объясняют, а толку ни черта нет, раз люди умирают, как умирали, а уПутилова бляди в шампанском плавают! Хули объяснять, даешь переделку такогоблядства! – завопила толпа. И ей, и ее вождям не терпелось от ужасаощущения времени существования, всегда присутствующем в человеке, поскорей,поскорей, скача по трупам и ценностям, победить Пространство и Время, обскакатьна всем скаку Судьбу и въехать, стирая кровь со лба, в золотой век МировойКоммуны.

Я скоро закончу, гражданин Гуров, очередную не свою, несовсем свою мысль…

Вы просите пояснить, что я имею, что, вернее, имел в видучеловек, невольно цитируемый мною, говоря о попытках СИЛ уничтожить сущностьязыка.

В слове, так же как в человеке, легко убить душу. Системаупотребления мертвых слов и есть большевистская или какая-нибудь иная,фашистская, например, демагогическая фразеология. «Народ – хозяин своей земли».«Слава КПСС!» «Да здравствует наше родное правительство!». «СССР – странаразвитого социализма». «СССР – страна передовой демократии». «Советскиепрофсоюзы – школа коммунизма». «Наше правосудие – самое демократическое вмире». «Искусство принадлежит народу». «Мы придем к победе коммунистическоготруда!». «Постановление о дальнейшей борьбе с дальнейшим хищениемсоцсобственности». «Народ и партия – едины». «Выше флаг соцсоревнования!»

…Что, спрашиваем мы, за этими словами? Ложь, если непустота. Пустота, если не ложь. Слова перестают постепенно восприниматься какслова. Из них вычерпывают высокооплачиваемые пропагандисты своими бандитскимиковшиками содержание. Мертвое слово теряет свою связь с политической,экономической и культурной реальностью и формирует реальность новую, мертвую,существующую исключительно в черепах вождей и западных идиотов, больших друзейСоветского Союза, знающих нашу житуху по рекламным проспектам и помпезнымэкспозициям выставок.

Так вот, в кандее, будучи щенком, сообразил я, что еслисуществуют, неважно как называясь, СИЛЫ, летающие на метлах над нашиминесчастными душами, то не может не быть СИЛ других, сопротивляющихся,борющихся, находящихся внутри нас, не сговаривающихся только из страха бытьпроданными в ЧК, но и в негласном сговоре тоже, неважно как называясь, делающихвсе, чтобы одолеть бесовщину.

Ну, как? Доходчиво излагаю? Чуете, куда гну? Конечно, это ясейчас задним числом приблизительно формулирую только предчувствовавшееся тогданами – щенками. А уж потом все происходящее: террор против так называемойленинской гвардии, опухшие от непонимания смысла всего этого сталинскогокровавого бардака мозги оставшихся временно на свободе, узурпация главныхкормушек «победителями» и многое другое, то, что нынче принято фанатиками иснобами марксизма именовать «перерождением ленинских идей», подтвердиловерность моего наития и определило выбор моей позиции в схватке с сатанинскоюСилой… Но это все было потом…

В своем закутке, в кандее, и днем, и вечером, и ночью яхавал книгу за книгой, книгу за книгой. Хавал советскую пошлятину и классику,стишки и детективы. Мне хотелось читать страстно и непрерывно, как Сашке идругим пацанам онанировать. Вот я и читал. И возлюбил за возможность читатьсвою тюрьму. В ней был порядок. Беспорядки я прекращал одним щелчком в лоб илиударом по макушке… А книги мне таскал Сашка. Его посаженный папашка – эсеруспел перетырить массу книг из своей библиотеки к своему дружку – детскомуврачу. Сашка бегал втихаря в город и таскал в кандей книжки. И однажды притащил«Графа Монте-Кристо».