мое и что это же была я? Ни я ведь не произнесла досконально ни сам факт, ни само же преступление, а уж и тем более подтверждение их… ни ты. А на понт, как и прежде, ты меня так просто не возьмешь — на провокации я не берусь, не реагирую и не откликаюсь! А…

— Н-да? — Хмыкнул блондин со спины и в ее же левое ухо, опуская обе свои руки по обе же стороны от нее на уже чистый островок стола, блокируя ее таким образом в ее же вертикальном положении тела у него, чуть надавливая еще и прижимая же сзади своим, фиксируя и удерживая на месте, буквально что и как перед самой же своей морской пучиной и на скале: где за спиной — непроходимый густой лес, по обе стороны, как и внизу — обрыв в темную же бездну, вверху — черное беззвездное небо, а впереди — такая же безлунная неизвестность. И где она же — лишь в шаге от того, чтобы упасть или пропасть. А он — чтобы подтолкнуть или оставить. — А на что еще ты не откликаешься? — И не успела она хоть как-то воспротивиться, как в одно движение ее разбросанные по плечам всклокоченные и меловые волосы были собраны его правой рукой в подобие низкого хвоста и перекинуты на ее же правое плечо, а левое же — оказалось занято его головой с упертым в него же угловатым подбородком. И на что ей только и оставалось по факту — лишь вздрогнуть и уже повторно покрыться мурашками от макушки до пят снаружи и внутри, стоило только его правой руке вновь упереться в стол, мазнув слегка по ее такой же кисти, так и зависшей над крышкой столешницы с тряпкой, а левой — лечь на ее левый же бок в области талии, слегка ту сжав. — Точно — ты же убегаешь! — Усмехнулся он и, коснувшись кожи ее мочки губами, только собирался ее ими сжать, а там, может, и прикусить зубами, как она встрепенулась в его руках и дернулась от него, но он ее вновь сдержал, уже и прямо-таки полноценно вжав собой в рабочую поверхность. — Попытка номер два? Хм… Следующий твой рывок до двери — и ты за ней. В углу. Вместе же со мной! И ведь как удачно, что она открывается вовнутрь и скроет все, что нужно видеть нам и не нужно другим, знакомо? — Тем временем и правая его рука отпустила стол и перекочевала на ее же талию с правой стороны, чуть приподняв кофту, отсоединив ее черную резинку от такой же, но уже с завязками — штанов. — В твоем же разрезе и стиле!

— Руки… — толкнулась вновь назад девушка, но тут же была прижата к столешнице сильнее: теперь уже и вместе же с кистями рук, спрятанными так удачно под спущенными в мелкой их потасовке рукавами, на которые тут же легли его руки поверх, — …убрал!

Ухмыльнувшись такой ее сноровке и быстроте же реакции-организации в весьма неожиданной и экстренной ситуации, он только хотел было выдать в ответ что-то наподобие «Может, что-то новенькое?», на что, собственно, и намекал, стараясь хотя бы немного, чуть-чуть приподнять эту уже весьма для него чертову и прямо-таки треклятую, надоевшую кофту, но решил все же попридержать коней, ведь если нет — все будет куда серьезнее, чем с курением: тогда же уже точно придется нормально объясняться и изъясняться, а там и извиняться — как, откуда и почему? А и главное — зачем? И еще же отвечать — на несусветную кучу вопросов к ним: про отсутствие прошения от них и ее же разрешения. Так и которая еще явно уже не только остудит его пыл, но и пробудит ее, и пусть же и не новый, но и иной, ядовитый и кислотный, так и к его же желчному и остротному, взрывоопасная же смесь, а если еще взять ее и в разрезе ее же тела, неуверенности и страхов, как внутренних, так и внешних, так еще и с вуайеризмом и сомнофилией в придачу, пусть некоторое из этого и не ново для них, но и это же уже целый коктейль, гейзер, а там и вулкан Кока-колы с бочками, да и цистернами Ментоса в придачу, где и ядерный гриб — подберезовиком покажется. А с этим пока — можно было и подождать, посмотрев сначала, куда может зайти вторая развилка. А вот когда уже она не зайдет никуда и никак — тогда уже ему можно будет продраться через дебри и тернии к первой. И, собственно, что? Разобрать весь этот ее дремучий лес, что еще же и фору же даст его, как и прикурить не одним заводом по производству табака и не одной же тайгой для его же бумаги к чертовой бабушке Розе на спил, обработку, размол, окрашивание, смешивание растительных и химических составляющих, разбавление массы водой, очищение, прессовку и сушку, каландирование, резку, сортировку, упаковку и, в конце же концов, бумагу для ее же ежедневников и стиков!

— Заметь… — хмыкнул парень, выравниваясь и упираясь подбородком в уже ее макушку, нависая тем самым уже немного и над ней же самой и продолжая держать ее в подобии кольца, — …я только держу тебя, чтобы картина маслом, а и точнее мукой «София и завтрак» — не расширилась по оппонентам и до них же самих: с указанием меня же в списке бесславно погибших и жертв, с твоего же понимания героев сюжета!

— Ну да… Или чтобы твое утро не началось вдруг с тряпки по лицу! — Вновь завозилась в его руках она, готовая уже и ногами брыкаться, если потребуется и станет хоть чуть-чуть свободнее не только для ее же сиреневых всплесков негодования и его же смоляных развеселых порывов, но и между ними и между ними же и столом, пока же обходясь лишь своей же вновь растрепавшейся и рассевшейся по плечам и спине гривой. — Или, чего лучше или хуже, как и кому вновь посмотреть, с твоей же расчлененки на этом же самом столе: ножи-то ты тоже где-то и как-то держишь! Вот только, чем и как — мне интересно, если устойчиво стоишь на двух своих ногах и держишь же меня обеими своими двумя руками, при этом же всем еще — и довольно свободно говоря одним ртом!

— Надо же! Смотрите-ка… — присвистнул он, разворачивая ее на сто восемьдесят градусов к себе лицом, но и продолжая все так же удерживать ее за