– Насколько уменьшить?

– Сделай пятьдесят сантиметров по длинной стороне.

– Так сильно? – почти обижено переспросил Широ.

– Послушай, может, я и нелюдь теперь, но угол зрения у меня остался прежним, и я хочу иметь возможность увидеть картину целиком с расстояния в пару шагов. Это позволяет почувствовать себя с пейзажем один на один…

– Похоже, это место важно для тебя, – словно бы невзначай заметил Широ, в то время как пейзаж с кривыми березами исчез из центра комнаты и, заметно уменьшившись, возник на стене возле кровати.

– Ну… как бы это сказать… это место, где встречаются наши миры. Разве нет?

– В каком смысле?

– Ты что, себя снаружи не узнаешь?

Эос ощутила сильное удивление собеседника.

– Так это мой шаттл? – тихо спросил он.

– А чей же еще? – ухмыльнулась та. – Я за всю жизнь ни одного другого не видела. Да и его как следует не разглядела – я все же была напугана…

– М-м-м… – нерешительно протянул Широ, и писательница ясно различила его волнение. – Можно я его дорисую?

– Было бы здорово, – ободрила его писательница. – Да и вообще не стесняйся что-то менять – как-никак это ты автор.

– Я просто транслирую образы из твоей головы…

– Ты их скомпоновал таким образом, что я узнаю в этом не только пейзаж, я узнаю в этом чувства, с которыми я о нем думала. Мне даже кажется, что я вижу в этом то, как ты смотришь на меня… – она подошла к картинке и провела по ней пальцем – мимолетная волна подвижного шелеста, пробежавшего по траве и деревьям, была похожа на вздох. – Лично я называю это творческим подходом, но если тебе такое определение неудобно или неприятно, я, конечно, буду держать его при себе…

– А как ты относишься к этому определению? – настороженно поинтересовался корабль.

– Ну, я долго была представителем творческой профессии, так что для меня нет лучших слов одобрения…

– А тебе не кажется, что, взяв на себя слишком много, я лишил тебя возможности реализовать собственный взгляд?

– Каким это образом? Ты же мне рот не затыкал. Ты просто сказал, что сам думаешь. Так что я завсегда смогу высказаться, если у меня возникнет такая потребность. И кто знает, может, знакомство с твоим взглядом поможет мне лучше понять себя… – улыбнулась она, чувствуя пристальное внимание со стороны корабля.

Ощущать эмоции собеседника чуть ли не о каждом своем слове было очень занятно, и писательница поняла, что чертовски поднаторела в восприятии подобных вещей. Широ так нуждался в хоть какой-нибудь похвале и одновременно боялся, что его похвалят незаслуженно или просто обманут в каких-то своих целях. Все это так напоминало Эос ее саму.

– Сколько еще картинок мы сможем сделать? – спросила она.

– Мы? – оживился Широ. – Я бы мог научить тебя их создавать, но понимаешь, твое сознание еще не полностью адаптировалось к новым условиям – не думаю, что ты сможешь без проблем использовать свои способности. Лучше бы пару дней подождать…

– Ты прав, – кивнула писательница. – Сегодня я просто не в состоянии учиться чему-то еще. Поэтому давай я буду представлять что-то, а ты адаптируешь это для меня. Такой вариант «мы» меня пока вполне устраивает.

– Меня тоже, – чувствовалось, что корабль прямо-таки вдохновлен этой идеей. – Сколько картинок ты хочешь?

– Предлагаю замостить всю эту стену прямоугольниками разного размера!

Старпом в нерешительности остановился перед дверью ее каюты. Зачем он вообще притащился? Наверняка она не будет рада его видеть, особенно теперь… И даже если она не решится сразу отправить его восвояси, он все равно не знает, что ей сказать. Извиняться бессмысленно, но оставлять все как есть было невыносимо. И Второй бессильно ткнулся лбом в дверь…

Точнее, он собирался ткнуться, но не успел, потому что как раз в этот момент дверь отъехала в сторону, и его макушка попала прямо в грудь писательницы чуть выше солнечного сплетения.

– Привет, шеф, – усмехнулась Эос, ласково взъерошив по-кукольному мягкие волосы. – У меня было предчувствие, что ты заглянешь на огонек…

Старпом ничего не ответил – он был в ступоре, в то время как Широ вовсю излучал чувство опасности. Ему казалось, что писательница играет с огнем.

– Так и будешь стоять, как неродной, или все-таки зайдешь? – после минутного молчания снова окликнула она шефа. – Ты ведь не просто так здесь оказался, верно?

И Эос многозначительно коснулась грифа гитары, которую Второй сжал так, что струны загудели, но дерево все же не треснуло.

– Я… – тихо выдохнул старпом. – Я проверил песни, которые ты пела, – они все исполняются под гитару. И я подумал… что это тебе может пригодиться…

– Здорово, спасибо, – бодро кивнула писательница. – Хочешь, я что-нибудь для тебя сыграю в знак благодарности? Правда, это будет не бог весть что – всего лишь песни, что поют у костра. Я никогда не занималась музыкой серьезно.

– У костра?.. – тупо повторил Второй, не в силах изменить позы и одновременно пытаясь сообразить, чем же музыка у костра отличается от пения вообще…

– Ну да – в дороге, – пояснила Эос.

Это противоречивое заявление окончательно сбило шефа с толку, так что он даже оторвал макушку от груди писательницы, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Костер может быть забавным развлечением в саду или в парке, но в дороге… я себе это не представляю… – честно признался он.

– Если ты зайдешь в комнату, то я попрошу Двенадцатого показать кусок моих воспоминаний по этому поводу. Ты ведь не против того, чтобы помочь, а, Широ?

– Я не против помочь… – откликнулся корабль. – Но я не думаю, что…

– Он боится, что я могу… – Второй отвел глаза в сторону, решив проявить благородство, – что-нибудь отколоть. И по правде говоря, я действительно могу…

– Просто парень еще не достаточно хорошо меня знает, – фыркнула Эос. – Иначе бы он боялся, что я могу что-нибудь отколоть…

Старпом слабо улыбнулся.

– Прости… – пробормотал он. – Со мной еще никогда ничего подобного не случалось – я просто не знаю, как себя вести…

Эос ухмыльнулась.

– Прикинь, со мной тоже никогда ничего подобного не случалось, – с заметной иронией отозвалась она. – И я тоже не представляю, как себя вести… так что тут мы на равных. Уверена, что-нибудь да придумаем.

Второй кивнул и, обогнув писательницу по кругу большого радиуса, поставил на прикроватный столик бутылку коньяка.

– Мы, конечно, уже и так перешли на ты, но я все равно решил захватить это, – сообщил он и сразу направился в противоположный угол комнаты – подальше от кровати.

Писательница с интересом рассматривала замысловатую бутылку. Определенно, это не могло быть разрешенной вещью для старпома и наверняка являлось чем-то вроде личного сокровища. Это соображение подтверждалось так же обрывками эмоций, исходившими от Второго.