Результатом стало то, что военное правление сирийцев в Ираке стало еще более заметным. В 83 году от хиджры аль-Хаджжадж построил укрепленный город Васит на полпути между Куфой, Мадаином, Ахфазом и Басрой и перенес туда правительство. Туда же он перевел основной корпус сирийских солдат под тем предлогом, чтобы помешать им совершать предосудительные поступки в гражданских кварталах Куфы и Басры. Но главная причина, скорее всего, состояла в том, что он хотел изолировать их от иракцев[122] и сконцентрировать вокруг себя, чтобы иметь их под рукой в качестве послушного орудия. Он перенес резиденцию из общего квартала в военный, тем самым доказав, что чувствует себя в этой стране как в окружении врагов. Он вырвал правительство из патриархальной почвы, на которой оно выросло, и открыто пересадил его на военную силу. Если Омейяды хотели сохранить власть над Ираком, иного пути у них не было.

После падения Ибн аль-Ашаса весь Восток лежал у ног аль-Хаджжаджа не сопротивляясь. Только мухаллабиды в Хорасане все еще поднимали голову. Они опирались на свое племя, бану азд уман, которое через них попало в Хорасан, и там, как в Басре, азд и рабия сформировали единую группу (йеменцев), а тамим и кайс – другую (мударитов). Вождем мухаллабидов и йеменской группы был правящий наместник Язид ибн аль-Мухаллаб. Конечно, он подчинялся аль-Хаджжаджу, но тот, по-видимому, не обладал полномочиями отстранить его, какие бы убедительные причины тот ни давал ему для этого. Весьма неохотно он стал разбираться с приверженцами Ибн аль-Ашаса в Герате и потом снова проявил милосердие к захваченным главарям мятежа, по крайней мере к йеменцам. Он отложил приказ об изгнании мятежных кайситов, которые обосновались в Термезе (рядом с Балхом) под началом Мусы ибн Абдиллаха, считая, что, пока они остаются опасными, аль-Хаджжадж оставит его в покое и не поставит на его место кайсита. Он не подчинился неоднократным вызовам в Васит, но отговаривался неотложными делами, и, только оказав сильное давление на самого халифа, аль-Хаджжадж в конце концов смог в 85 году получить разрешение его сместить. Аль-Хаджжадж посадил его в тюрьму и постепенно избавился и от его брата, но это ему удалось только после смерти Абдул-Малика (в 86 году).

Абдул-Малик проявил себя поистине господином и повелителем аль-Хаджжаджа; аль-Валид I, которого тому не терпелось увидеть халифом, дал аль-Хаджжаджу свободу действий и даже в своей собственной сфере правительства уступал ему и интересовался его пожеланиями. По настоянию аль-Хаджжаджа он лишил Умара ибн Абдул-Азиза поста, который сам ему пожаловал, потому что при его правлении Хиджаз начал превращаться в убежище для политических преступников, особенно религиозных смутьянов. В 89 или 91 году Халид ибн Джарир ибн Абдуллах аль-Касри прибыл в Мекку. В 93 или 91 году Усман ибн Хайян аль-Мурри прибыл в Медину. Оба они с большим рвением принялись за чистку подозрительных лиц. При аль-Валиде аль-Хаджжадж пожинал плоды упорных трудов, которые он совершал при Абдул-Малике. В Ираке установился мир. Он воспользовался им, чтобы залечить раны, которые 20-летняя война нанесла благосостоянию страны. Он был не менее прекрасным повелителем, чем аль-Валид. Он уделял внимание мелиорационным системам, от которых зависело плодородие болотистых земель в низовьях Тигра и Евфрата[123], и посреди главного болотистого района он заложил свой город Васит. Он попытался сдержать обезлюдевание пойменных земель, которое происходило из-за отекания жителей в большие города. Говорят, что он также запретил крестьянам забивать волов, чтобы сохранить их для пахоты. Он вел войны только с внешними врагами и, надо сказать, с большим успехом. При нем Кутайба ибн Муслим аль-Бахили, преемник мухаллабидов в Хорасане, завоевал Маверранахр, а Мухаммед ибн аль Касим ас-Сакафи – часть Индии. Именно аль-Хаджжаджу эти люди обязаны своим положением, и его имя, внушая страх всему Востоку, служило им мощной поддержкой. Он сам не выходил на поле боя, но скрупулезно заботился о нуждах и снаряжении войск вплоть до мельчайших деталей.

Деньги, которые он щедро на это тратил, возвращались к нему в виде пятой части добычи. Главный поход в Индию стоил ему, по аль-Балазури, 60 миллионов, а прибыли принес на 120 миллионов. Он оставался на своем посту 20 лет и умер, как и хотел, до аль-Валида, в конце рамадана или шавваля 95 года, то есть в июне или июле 714 года, в возрасте 53–54 лет. Аль-Валид пожаловал ему преемников, которых он предложил сам, и подтвердил назначения всех его чиновников. Позднее семейство аль-Хаджжаджа по-прежнему пользовалось уважением в Куфе.

Зияд ибн Абихи и аль-Хаджжадж были двумя великими правителями Омейядов в Ираке, из-за них Аббасиды не без причины завидовали Омейядам. Они не считали, что имеют право проводить жизнь в роскоши, но были уверены, что являются представителями правительства – султана – и верным исполнением обязанностей, присущих их посту, оправдали доверие своих повелителей, которые дали им огромную власть, и они сохранили ее до конца жизни, не волнуясь о превратностях приязни или неприязни общества. Сравнить их друг с другом было бы вполне уместно. Зияд уже достиг высокого положения, прежде чем Муавия сделал его своим союзником; аль-Хаджжаджа можно назвать креатурой Абдул-Малика. Зияд понимал, как держать туземные роды в узде (разыгрывая их друг против друга) и заставлять их работать на себя, и это ему удавалось. Умар ибн Абдул-Азиз восхищался им, потому что он держал Ирак в узде, даже не прибегая к помощи сирийцев. Аль-Хаджжадж смог утвердиться только при помощи чужеземной власти, поддержанной сирийскими войсками, так как напряжение между Сирией и Ираком между тем усилилось. В своих достижениях аль-Хаджжадж ни в коей мере не уступал предшественнику; даже после его смерти он определял политику: это был вопрос за или против него. Его государственные решения в вопросах чеканки монет, мер и налогов и в важности, которую он придавал сельскому хозяйству, были поистине эпохальными. В Ираке, обессиленном и деморализованном непрерывно следующими друг за другом войнами, ему было сложно поддерживать доходы государства, но он все равно всегда имел достаточно запасов. У аль-Хаджжаджа был дар говорить без подготовки, украшая речь витиеватостью своего арабского стиля, и он не любил, когда кто-то его в этом превосходил, так что не без причины хранители преданий украшают его вступительную речь в Куфе тщательно подобранными оборотами речи. Храбрость никогда не подводила его ни при каких обстоятельствах, величие его проявилось в серьезных неудачах. Но он был слишком порывист и быстро терял терпение, общаясь с подчиненными. Его железная рука не была облачена в бархатную перчатку, да и в разговоре он не старался расположить к себе собеседника. Аль-Хаджжадж был резок и порой груб, но не жесток; не был он и мелочным или узколобым. Он проявлял милосердие и освободил видного мятежника, потому что тот не пытался оправдаться, а говорил правду. Аль-Хаджжадж был достаточно смел, чтобы открыто восхищаться псевдопророком и антихристом Мухтаром, чье величие он признавал. Гром, грянувший, когда он атаковал святой город, как бы в знак того, что Бог разгневался из-за этого необоснованного нападения, он экспромтом объяснил как приветствие с небес, обещающее победу. Аль-Хаджжадж не был столь же предвзят из-за суеверий и традиций, как его современники, но не был он и безбожником или тем более лицемером. В жизни и в смерти у него была чистая совесть. Для человека обычного ума в Хиджазе и Ираке это, конечно, было доказательством его злобы, что он бесстрашно расчистил осиное гнездо в Мекке и не позволил набожности мятежников стать их оправданием. Другие постыдные дела, в которых его обвинят, – это лишь выдумки и измышления ненавидевших его врагов, которые не успокоились даже после его смерти. Например, рассказывают, что аль-Хаджжадж в Басре после битвы при Завии перебил 11 или даже 120–130 тысяч человек. Кремер и ван Влотен, по всей видимости, верят в этот вздор и, чтобы подогнать его под свои теории, делают жертвами его кровожадности мавали. Однако старое и подлинное предание говорит противоположное. В Басре, как и в Куфе, сразу же после победы аль-Хаджжадж объявил общее прощение тем, кто сложит оружие, и сделал все, что было в его силах, чтобы предотвратить бесчинства сирийских солдат в завоеванных городах. Только некоторые из упорствующих в непокорности, которые не согласились на прощение и затем попали к нему в руки, были им казнены, например в Басите несколько курайшитов и других видных главарей мятежников, которых доставил к нему Язид ибн аль-Мухаллаб, но даже в этом он уважал права отдельного человека и не пытался, например, конфисковать имущество богатого мавали (Файруза Хусейна), который в последний момент добровольно избавился от него[124].