И Сухроб старался…

Рассвет только начинался, когда Ахмед разбудил Сухроба.

– Просыпайся, пора.

– Что? Что так рано-то?

– Вставай. Аллах выбрал тебя для великого дела.

– Сегодня? – дрожащим голосом спросил парень.

– Помолись, – Ахмед быстро вышел из комнаты.

Вся жизнь в один момент пронеслась пред глазами Сухроба, все вспомнил. Всех.

Родителей, друзей, братьев и сестер… Котенка, что весной принесла кошка, собаку, что радостно встречала его у дома.

В своей последней молитве Сухроб рассказал Всевышнему о своих страхах, попросил помощи для близких. Попросил прощения у тех, чьи жизни ему предстоит оборвать. Одного он не стал просить: пощады для себя. И вовсе не потому, что ему и так был обещан рай.

Московская погода обманчива. Или Всевышнему не понравились его помыслы. Бог един. Солнечное утро сменил холодный весенний день, ветреный и промозглый, с изморосью, часто сменяемой косым дождем.

А Ильяс сказал, что сам Аллах помогает им: мысли людей будут заняты непогодой, головной болью, мокрыми ногами, желанием добраться до тепла и наконец-то отогреться.

Десять минут инструктаж, рюкзак на плечи, добежать под дождем до автобуса, потом – в метро…

Дорогу Сухроб почти не помнил. Внутри что-то сломалось, он был похож на марионетку, двигаемую чужой волей: своих сил у него не осталось совсем. Чтоб не выдать себя, он молился.

Вот метро, вестибюль.

Краем глаза парень заметил полицейских: один из них что-то говорил по рации, а второй двинулся в его сторону.

– Сержант Головин. Пройдите, пожалуйста, в сторону.

– Что-то не так? – все, что Сухроб смог выдавить из себя.

– Предъявите, пожалуйста, документы. Откройте, пожалуйста, рюкзак.

Дальше все было как во сне. Он еще раз вспомнил всех и со всеми попрощался. Попытался вспомнить что-то хорошее, чтоб с этим и уйти…

– Счастливого пути, Сухроб Салманович, – сержант протянул ему документы. – Да, рюкзак закройте, книги вывалятся.

Все.

– Ты что себе позволяешь, – услышал он знакомый голос рядом. – Быстро вниз.

Оказывается, Ахмет неусыпно следил за ним всю дорогу. Это был обыкновенный экзамен, который Сухроб позорно провалил.

Наказывать его не стали, дали еще одну попытку, возможность исправиться, помочь родителям и навсегда прославить их род.

Сержант Головин с напарником, молоденьким стажером Колькой, скучали у колонны. До развода еще два часа, и, слава богу, пока служба идет без приключений.

– Смотри, опять этот Сугроб, – засмеялся Колька, – Пойдешь к нему?

– Думаешь, надо? С документами у него порядок, в рюкзаке опять книги. Студент, что с него возьмешь.

– Рюкзак больно тяжелый. Смотри, еле идет.

– Книги, они тяжелые, – отмахнулся Головин. – Хочешь, сам иди. Практикуйся.

– И пойду, – Николай уже сделал шаг в сторону Сухроба, как где-то сзади громко закричала женщина.

Наряд со всех ног бросился на голос. Сухроб шагнул на эскалатор…

– Всем постам! Всем постам…

* * *

– Не стал я дожидаться поезда. Скинул рюкзак на скамейку и пошел на другую платформу.

Потом узнал, что все случилось на другой станции. Не я один был такой.

Мужчина помолчал.

– Мне повезло. Паспорт был с собой, адрес товарища школьного помнил, он на рынке работал. Нашел его. Тот укрыл на время, я денег заработал и в Питер подался. Подальше от всего. Но для Аллаха нет расстояний, он ничего не забывает. Вот и упрятал меня под землю. Навсегда.

– Да, брат… История, прямо скажу, невероятная. Только ты ж не убил никого?

– Не важно. Желал. И убил бы, только испугался, молодой был еще. Все. Пора.

Сухроб поднялся, протянул Вексу руку для прощания.

– Пошли по домам, солдат. Спать пора.

…Ни Сухроб, ни, тем более, Векс не обратили внимания, что к разговору уже давно прислушиваются трое незнакомцев в одинаковых плащах с капюшонами. Мало ли кто по перрону таскается? Чужих много, за всеми не уследить. Да и зачем?

* * *

Идти с мешком на голове до жути неудобно. Особенно, если у тебя связаны руки, особенно, если на дороге то и дело попадаются камни и неровности, и, особенно если каждый шаг отдается острой болью.

– Все, – Векс встал, – Дальше не пойду. Хотите – тащите меня на себе!

– Пойде-ешь.

Толчок в спину. Какой уже по счету?.. На сей раз Векс не удержался на ногах, а похититель не успел его подхватить.

– Черт! Поднимайся!

Опять пинок! Да что ж это такое?!

– Эй, Рональдиньо гребаный, я те че, мячик, что ли?! Сказал, не могу идти! Хоть руки развяжи! И мешок мне нафиг сейчас? Ясно же, что не убегу.

– Слышь, Волков. Может, и правда?.. Куда он сейчас, и так едва ногами перебирает. Не на себе же тащить? А?

– Закончил? А теперь бери и тащи! Что уставился? Не может он идти, значит, тащим. По очереди.

– Мне бы отлить…

– Потерпишь. Я что тебе, нянька? Все, двигаем.

– Дело хозяйское, обоссу – не обессудь.

– Сука! Командир, дай ему отлить! Или сам тащи!

– Развяжи его…

Уф…

Мешок все-таки сняли. Придурки. Куда тут убежать?! Руку свою едва разглядишь.

Похитителей было трое, двое примерно одной с ним весовой категории, а один даже покрупнее будет. Да уж… Интересно, чего они боятся? Что я Рэмбо? Или с ногой притворяюсь?

– Все? Макар, вяжи его.

– Командир, да куда этот чудик колченогий денется?

Волков вспылил. Идиот! Да зазевайся ты чуток, прыгнет этот чувак в сторону, и ищи его потом в темноте! Недостроенный туннель, тут столько всякого!

– Я тебе дома объясню, куда! Вяжи и двигаем!

– Вяжи, Макар, раз командир велит. Эх, прокачусь! С ветерком, надеюсь?

А реакция у этого Макара отличная, и бьет хорошо, профессионально. Язык мой – враг мой…

– Командир, а, командир, – Векс закашлялся, – из меня отбивная паршивая, жилистый больно. Ты скажи своим…

– Волков, давай я ему кляп воткну. Достал.

– Слышь, мужик, ты бы заткнулся. Ребята устали, нервничают.

Ладно, постебались, и будя. А то действительно – себе дороже, всю требуху кулачищами отобьют. Эх, как же это он так вляпался-то, а?..

* * *

– Пошли по домам, солдат. Спать пора.