Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне о нем.
— Зачем?
Он улыбнулся.
— Я сейчас пойду и убью его по первому твоему слову.
— О'кей! Иди! — Она засмеялась — впервые за этотдень.
— Серьезно, Тэн. Мне кажется, что ты должнавыговориться, освободиться от этого.
— Нет, не должна. — Ее это страшило. Какзаговоришь о таком? Лучше уж держать это в себе.
— Он к тебе приставал?
— Вроде того… — Тана посмотрела в окно.
— Расскажи мне…
Она посмотрела на него с холодной улыбкой.
— Зачем?
— Затем, что для меня это важно. — Гарри съехал наобочину, выключил зажигание и посмотрел ей в лицо. Он вдруг понял, что разгадкаблизка: наглухо закрытая дверь может отвориться, он обязан ее отворить радисамой Таны. — Расскажи мне все.
Она взглянула ему в глаза и молча покачала головой, но Гаррине хотел отступать. Он нежно взял Тану за руку и услышал ее безжизненный голос:
— Два года тому назад он меня изнасиловал. Завтравечером будет ровно два года, славный юбилей.
Гарри стало не по себе.
— Как это было? Ты что, ездила с ним куда-нибудь? Онамотнула головой.
— Нет, — ее голос звучал еле слышно. — Моямать настояла, чтобы я пошла в их дом на вечеринку, устраиваемую здесь, вГринвиче. На его вечеринку. Я поехала не одна, а с парнем, который напился икуда-то пропал, а Билли увидел меня, когда я бродила по коридору. Он предложилпоказать мне комнату, где будто бы работала моя мать, и я, как последняя дура, согласилась.А он завел меня в спальню своего отца, повалил на пол, начал избивать… Оннасиловал и избивал меня очень долго, а потом повез домой и разбилмашину. — Она начала всхлипывать, слова застревали у нее в горле,казалось, она выталкивает их почти физически. — В больнице со мнойслучилась истерика… это было уже после того, как приехала полиция… потомприехала моя мать… она мне не поверила, подумала, что я пьяная… а паинькаБилли, по ее мнению, не способен сделать ничего дурного… я пыталась рассказатьей в другой раз… — Она закрыла лицо руками. Гарри обнял ее и начал тихонькоукачивать. Никто не укачивал в детстве его самого, но он не мог слышать еегорестный рассказ — его сердце обливалось кровью. Так вот почему она ни с кемне хочет встречаться! Вот почему она такая скованная и напряженная.
— Бедный ребенок… бедная Тана…
Он привез ее обратно в город, нашел такое место, где онимогли спокойно пообедать, после чего вернулись в гостиницу и долгоразговаривали. Тана знала, что ее мать снова останется на ночь в Гринвиче: онажила там всю эту неделю, чтобы ничего не упустить в подготовке свадьбы.Высаживая девушку у ее дома, он спрашивал себя, как повлияет все это на Тану ина их взаимоотношения? Она была самая замечательная девушка из всех, кого онзнал, и, если бы только он разрешил это себе, он влюбился бы в нее без памяти.Но Гарри слишком хорошо изучил ее за два года и боялся испортить то, что у нихесть. И ради чего? Секса у него хватало, а Тана значила для него гораздобольше. Потребуется немалое время, прежде чем она излечится от ужасной травмы,если излечится вообще. Он может быть ей полезен как друг, если не будет думатьо своих собственных потребностях и тащить ее к себе в постель, претендуя нароль врачевателя.
Гарри позвонил ей на следующий день, потом послал цветы,написав в записке: «Забудь о прошлом. С тобой все хорошо. Г.». Из Европы онзвонил от случая к случаю, когда выдавалась свободная минутка. Его каникулыбыли гораздо интереснее, чем ее: они сравнили свои дневники, когда он вернулсяв город за неделю до Дня труда; Тана к тому времени закончила работать,наконец-то вырвавшись из фирмы «Дарнинг Интернэшнл». Это было ошибкой, но онавыдержала характер до конца. Они уехали на Кэйп-Код.
— Ты не завела какой-нибудь жуткий роман, пока меня небыло? — спрашивал ее Гарри.
— Нет. Помнишь, я тебе сказала: это откладывается допервой брачной ночи.
Однако теперь он знал истинные причины ее сдержанности: онабыла травмирована насилием, и ей надо было переступить через это. Послепризнания ей стало легче. Она наконец начала выздоравливать.
— Не будет у тебя брачной ночи, глупышка, если тыбудешь сидеть дома.
Она улыбнулась: было так приятно видеть его снова.
— Ты заговорил, как моя мама. — Как она, кстати?
— Все так же: верная рабыня Артура Дарнинга. Это выводитменя из себя. Я никогда никому не позволю так обращаться со мной.
Он всплеснул руками в притворном отчаянии.
— Черт побери! А я-то надеялся… — Оба расхохотались.
Неделя пролетела незаметно — так бывало всегда, когда имбыло хорошо. Вдвоем на Кэйп-Код — об этом она могла только мечтать. Гаррипрятал свои истинные чувства, и их отношения оставались прежними. Потом ониразъехались по своим общежитиям, начав учебу на младшем курсе продвинутогоколледжа. Год пролетел незаметно. Следующим летом Тана осталась работать вБостоне, а Гарри улетел в Европу. По его возвращении они снова отправились наКэйп-Код, и на этом счастливое время окончилось. Оставался один год довступления в реальную жизнь. Они, каждый по-своему, старались не слишкомзабивать себе этим голову.
— Что ты собираешься делать? — хмуро спросила егоТана как-то вечером.
Уступив его настояниям, она согласилась познакомиться содним из его товарищей, но дело у них не клеилось. Тана не интересовалась имвсерьез, чему Гарри был втайне рад. Но он все же надеялся, что такие, ни к чемуне обязывающие встречи будут ей полезны.
— Он не в моем вкусе, — возражала ему Тана.
— Откуда тебе это знать? Ведь ты ни с кем невстречалась целых три года.
— Я теперь вижу, что ничего не потеряла. Он усмехнулся.
— Ты — настоящая стерва.
— Нет, серьезно, Гарри. Что мы будем делать послеокончания колледжа? Ты думал о магистерской степени?
— Ну, нет! С меня довольно. Не протирать же мне штаныза школьной партой до конца жизни! Я выхожу из игры.
— И что потом? — Тана мучилась этим вопросом ужедва месяца.
— Откуда мне знать? Наверное, поживу какое-то время вЛондоне, в доме отца, пока он смотается в Южную Африку. Может быть, поеду вПариж или в Рим, потом вернусь сюда. Я хочу развлекаться, видеть мир. — Непризнаваясь в этом самому себе, он бежал от нее — от того, чего желал, но покане мог получить.
— Разве ты не собираешься работать? — изумиласьона.
— Зачем? — пробурчал он.
— Безделье недостойно мужчины!
— Что тут недостойного? Мужчины в моей семье никогда неработали, зачем же мне нарушать святую семейную традицию?