тянется длинный шлейф, заляпанный оленьими лепешками.

Прощаясь, она смачно чмокнула его в щеку и упорхнула к своему станку.

– Это колечко превратило ее в Белоснежку, – рассмеялся Кертис.

Фрэнк тоже улыбнулся. Одри ему всегда нравилась. Здесь ему нравилось все.

Домой он вернулся под вечер, нагруженный стальными и медными обрезками – хватит, чтобы соорудить искреннее извинение. Харриет рано или поздно появится в магазине, а вот та девушка – вряд ли. И все же Фрэнк решил сделать два комплекта подставок для книг – хотя бы просто для того, чтобы завершить задуманное.

В квартире трезвонил телефон. «Харриет», – решил он, влетел внутрь, схватил трубку и только тогда сообразил, что у Харриет нет его номера, а даже если бы и был, она бы не позвонила.

– Господи, – выдохнула в трубку Кристи. – Наконец-то! А я названиваю на оба телефона, сообщений тебе отправила целый миллион!

– Что случилось, милая?

– Да просто хотела поздравить тебя с днем рождения. Но тут такое. Ты там сидишь?

– Ну…

– Я серьезно. Сядь.

Садиться Фрэнк, разумеется, не стал.

– Ладно, сел.

– Хорошо. Папа. Послушай. Вайолет Пауэлл выпустили.

Надо было заранее продумать, как следует отреагировать на эту новость, но из-за всего этого шума в башке он упустил из вида тот факт, что Фелисия, эта чемпионка по защите потерпевших, обязательно позвонит и дочери потерпевшего.

– Милая, я уже знаю.

– Знаешь? И не позвонил? На шесть месяцев раньше, пап. На шесть месяцев!

– За хорошее поведение, наверное.

– Она не выплатила свой долг сполна, пап! – Ее голос, задрожав, сорвался на более высокий регистр – регистр Лоррейн, – что неминуемо предвещало неприятности. – Что еще за хорошее поведение, она же сама, по доброй воле, выхлебала полбутылки…

– Кристи! Дыши.

– Как ты мог не позвонить мне?! Представь, если бы эти шесть месяцев достались бы мамулечке, а не ей.

Теперь он действительно сел. Закрыл глаза. Придется просто через это пройти.

– Значит, Вайолет Пауэлл может себе развлекаться после каких-то жалких двадцати двух месяцев в тюрьме? – набирая обороты, продолжала Кристи. – А мамулечка больше не поможет мне выбрать краску для стен в кабинете, не устроится со мной на диване, чтобы посмотреть «Скажи „да“ и приоденься»[20], не поедет в следующем месяце болеть за мальчиков на соревнованиях по робототехнике!

Фрэнк представил, как Лоррейн в командной футболке скачет и кричит во всю мочь. Хорошая бабушка, лучшая.

– Не думаю, что девушка развлекается, милая.

– Папа, ты что, защищаешь ее?! – Он буквально увидел, как Кристи сдвинула брови, – его дочь владела искусством передавать на расстоянии выражения своего лица.

– Кристи, тут ничего не поделаешь.

К его удивлению, она молчала. Он слышал, что дыхание выравнивается. Ему всегда лучше, чем Лоррейн, удавалось успокоить дочь, даже в младенчестве, когда она часами вопила, будто раненый кролик, – Лоррейн качала и качала ее на руках, но малышка была безутешна, пока вдруг не устремляла взгляд на Фрэнка, узнавала его и мгновенно утихомиривалась.

– Она где-то в Портленде.

– Кристи, город большой.

– Папа, это Нью-Йорк большой. Портленд и городом-то назвать можно лишь с натяжкой. Ты можешь случайно наткнуться на нее у зубного.

– Я даже на знакомых не натыкаюсь.

Он жил в этом городе уже десять лет – они переехали сюда, так как Лоррейн требовалось жить как можно ближе к каким-то «активностям». За эти десять лет он даже близкого знакомства ни с кем не свел. Как многие мужчины его поколения, социальную сторону жизни он предоставил жене.

– Не такой уж он большой, вот что я имею в виду, – не унималась Кристи, – а встреча с ней наверняка вызовет воспоминания, растревожит тебя.

На другом конце вдруг возникла тишина.

– Кристи?

– Это Фелисия тебе сообщила?

– Ну да. Наша расторопная Фелисия.

– Значит, она, наверное… Она рассказала тебе, что мать Вайолет Пауэлл умерла, пока та сидела в тюрьме?

Фрэнка захлестнуло сочувствие.

– Мать девушки умерла?

– Так Фелисия не сказала?

– Нет. Надо же.

– Я надеялась, что она ничего тебе не рассказала. – Дочь откашлялась, словно собиралась запеть. – Знаю, что ты сейчас скажешь.

– Я не собирался ничего говорить.

– Ага, знаю, что ты хотел сказать. «Я уверен, что Усама бен Ладен тосковал по матери. И Гитлер. И Сталин».

– Кристи, давай просто помолимся за эту девушку и поставим на этом точку.

– Жаль, что ты себя не слышишь, папа. Эта девушка отняла у тебя жену, которая прямо сейчас пекла бы на твой день рождения торт «Черный лес».

Вайолет Пауэлл что-то отняла у него, это правда. Глупая девчонка, гнавшая в компании бестолкового бойфренда, отняла у него важное и необходимое для него – естественное завершение его брака. Лоррейн умерла, не дождавшись «итога» – ее любимое слово. После сумбура развода они непременно простили бы друг друга, хотя бы отчасти, хотя бы ради чувства собственного достоинства. Со временем. Но вместо этого он оказался в зале суда – фальшивый вдовец, скрывающий свое облегчение.

– Как решилась твоя проблема с хором?

Кристи шумно вздохнула, как бы сдаваясь. Вот и хорошо, точка поставлена.

– Лютер отдал соло Стефани Бауман. У нее альт, папа, и слух как у вороны. – Она помолчала. – А у меня красивое сопрано. Больше некому это сказать, так что я скажу сама.

– И я скажу, – заверил он. – Почему бы тебе не спеть соло для старика-отца?

– Что? Прямо сейчас?

– Почему нет?

– Сейчас, по телефону?

– А что такого?

У дочери был чистый, не очень глубокий, но красивый голос. Не было в нем мощи альта. Но это Кристи, его малышка, и когда она запела, Фрэнк наслаждался всем существом.

Милосердие, сколь глубоко ты? Милосердие, ты даровано мне[21].

Он представил себе, как дочь стоит в своей чистой, хорошо оборудованной кухне, расслабленная, глаза закрыты – будто поет в церкви.

Направь меня на путь раскаяния, позволь оплакать мне свои грехи…

Гимн о прощении. Мольба о прощении, надежда на прощение. Он положил трубку, поставил локти на стол и, словно в молитве, прижался лбом к сжатым кулакам.

Глава 16

Вайолет

К счастью, в «Ренис» продаются лабораторные халаты моего размера. Я покупаю два: один будет на мне, другой – висеть в шкафчике. Глубокие карманы, длинный, арктическая белизна – и никаких леденцов на палочке.

Каждое утро, ровно в восемь, миссис Роча оглядывает меня с ног до головы.

– Очень хорошо, – заключает она.

Ее очки в остроконечной оправе бликуют на свету. Она придвигает ко мне журнал. Я расписываюсь, двигаю журнал к ней. Подпись: есть. Число: есть. Время: