Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но на восьмой день она останавливает меня у дверей:
– Сегодня он хочет, чтобы ты поработала в Комнате для наблюдений.
У меня захватывает дух.
– Почему?
– Месяц назад Масуда ушел на повышение. Это уже третья потеря за год. Петров, конечно, думал, что справится один, но даже Великий Оз иногда признает, что возможности его имеют пределы.
– Погодите, миссис Роча. Я что, буду ассистировать в его экспериментах?
– Это просто звучит громко.
Я лишь удивленно хлопаю глазами.
– В настоящих экспериментах, да? А кто такой Масуда?
– Аспирант из Египта, стажируется в отделении психиатрии. Умница, да и глаз радует. – Она поправляет волосы. – Ах, боже ты мой, когда эти двое тут были одновременно, от тестостерона можно было задохнуться.
– Значит, я заменю умницу-психиатра из Египта? Миссис Роча, я только вторую неделю работаю.
– Соавтором тебе не быть, – говорит она. – Гарантирую.
– Но у меня нет образования, вообще никакого.
– Ой, да что с того. Он никому ничего не позволяет делать, вот они и сбегают.
Она быстро записывает мое имя в журнале и выпроваживает в раздевалку, где я оставляю свой ланч – бутерброд с арахисовой пастой и кока-колу, – а когда возвращаюсь в приемную, она держит в руках стопку распечаток.
– Вот, почитай. Он ничего рассказывать не будет.
В стопке семь статей, сплошь графики и сноски мелким шрифтом. Но вот какое дело – все, кроме одной, о «сигнальном поведении попугаев и подобных птиц», я уже прочла, так как в первую неделю только и делала, что читала все, написанное не только доктором Петровым, но и другими учеными – а их не так уж много, – работающими с африканскими попугаями жако.
Миссис Роча я этого не говорю, чтобы не обижать, она ведь с открытой душой. Продумала, что именно мне следует прочесть. Распечатала статьи. И все это время думала обо мне. Я благодарю ее, и следующие пару часов, сидя за стойкой в приемной, изучаю их. Дело идет тяжело. Даже читая по второму разу, я многого не понимаю. Все мне в новинку. Я буквально чувствую, как мозг впитывает информацию. Вот бы и в колледже так было.
Доктор Петров появляется из святилища лишь однажды, около девяти – взять кофе. Бросает на меня взгляд.
– В десять, – говорит он.
– Миссис Роча так и сказала. – Я выпрямляюсь, демонстрируя готовность.
– Сегодня у вас важный день, – говорит он, но получается подделка под американский стиль, и мне смешно. Однако он, как обычно, не шутит. Берет кофе и уходит в кабинет, закрыв за собой обе двери.
Без четверти десять я выхожу в коридор, миную дверь «ПЕТРОВ» и ввожу цифры у входа в Птичью гостиную.
Оливер один и при моем появлении буквально сходит с ума от радости.
– Кто хорошая птичка? – кричит он. – Черт побери! – И пританцовывает.
– Привет, Олли, – говорю я и легонько целую его – как делает доктор Петров.
Олли издает писк, точно котенок, и дергает меня за волосы – не больно, слегка, здоровается. Я знаю Олли всего-то несколько дней, но уже люблю его больше, чем любила Троя.
– Тебе одиноко, маленький? – спрашиваю я ласково, но тут замечаю в углу студента, уткнувшегося в книгу.
– Ты новая лаборантка? – не отрываясь от чтения, интересуется он.
– Ага.
– Я Джамал. Четверг-пятница, с восьми до двенадцати.
Худощавый и симпатичный, короткие дреды и старомодные роговые очки. Студентов контролирует миссис Роча, она запускает их в восемь, в двенадцать и в четыре, но в остальное время с ними не пересекается, поскольку в Птичьей гостиной появляется редко. Говорит, что одну птицу она воспринимает нормально, но когда их много, это ее немного пугает.
– Клетки вычищены, – сообщает Джамал. – Если тебя интересует.
И тут я понимаю: одна из моих обязанностей – проверять, как студенты выполняют свою работу.
– Ты провел с Олли лечебную физкультуру?
Джамал наконец отрывается от книги:
– Нет еще.
– Ее следует проводить сразу после завтрака, – напоминаю я. – С другими можно потом, но Олли сразу начинает скучать.
Закрыв книгу, Джамал направляется к Олли, а там все уже подготовлено к физкультуре – разложены упругие мячики, по которым Олли ходит, тренируя свои хромые лапы. Джамал почесывает Олли затылок.
– Командирша сказала, что ты тот еще зануда, старичок.
– Да нет же… А, ты шутишь…
– Фух, пронесло! – кричит Олли, мы с Джамалом смеемся.
Везде добрые люди. Олли насвистывает вступительный гитарный рифф к «Дыму над водой», и я открываю дверь в Комнату для наблюдений.
– Вы вовремя, – замечает доктор Петров. – Это вселяет надежду.
Не успеваю я и слова сказать, как он усаживает меня за папки с лабораторными записями, отсортированными по годам, птицам, экспериментам. «Вероятностное рассуждение», «Незаметное перемещение», «Несовместимые события», «Феномен Пиаже». Об одном из экспериментов – «Отложенном вознаграждении» – я уже слышала.
Петров объясняет, что одновременно обычно ведутся как минимум два исследования, иногда при участии приглашенных ученых из других лабораторий. Герои экспериментов – наши птицы, и их проверяют на различные аспекты интеллекта и передачи информации. Это требует времени и терпения, поскольку птицы предпочитают играть, а не делать уроки. Если занятие затягивается, Шарлотта начинает выдавать неверные ответы – нарочно. Все данные заносятся в таблицы: ответы верные/неверные, время, настроение птицы – кто знал, что у птиц бывает настроение? Моя роль во время этих занятий – записывать все в журнал, а потом перенести записи в компьютер.
– Почему нельзя записывать сразу в ноутбук? – интересуюсь я.
– Потому что, – тон у Петрова ледяной, – как и большинство людей в двадцать первом веке, птицы не в состоянии отвести глаз от экрана.
Я жалею, что спросила, но он быстро успокаивается. После собеседования я его почти не видела, он пропадал в кабинете, где работал над заявкой на грант, о которой миссис Роча говорит, что «как ни прискорбно, но все сроки прошли». Вид у него уставший, он сидит за столом для птичьих занятий и перебирает предметы в пластиковом контейнере. Все предметы яркие, отсортированы по цвету и категориям. Боб и Алан мгновенно фокусируются на контейнерах – может, их интересует любимая игрушка, а вот Шарлотту больше интересую я.
– Как зовут? – спрашивает она сиплым, как у заядлого курильщика, голосом.
Я не в состоянии сдержать смех.
– Вайолет. Я тебе уже сто раз говорила.
– Вайолет.
– Верно. Хорошая птичка, – наставительно говорит доктор Петров. – Иди-ка сюда.
Я думаю, что он зовет птицу. Но нет. И тогда я перемещаюсь за стол для занятий напротив него. И через несколько секунд на стол спрыгивает и Шарлотта, ровно посередке между нами.
– Она любит работать, – говорит Петров, – правда, хорошая птичка? – Он берет ее, гладит, опускает обратно на