лакомство своими кожистыми языками. Существа, умеющие ценить удовольствия.

– Масуда предал меня, а на студентов рассчитывать нельзя. Вы, Вайолет, будете в полной мере принимать участие в наших образовательных начинаниях.

– Для меня это большая честь, – бормочу я, хотя понятия не имею, что он имеет в виду.

И «наблюдаю», что он ничего не говорит о других уволившихся аспирантах. Я «заключаю», что текучка здесь феноменальная и что причина, видимо, в самом докторе Петрове.

Хотя остаток дня он проводит у себя в кабинете, к вечеру меня буквально распирают новые знания, а тело будто заряжено колким, искрящимся электричеством. Я надеялась, что смогу попрощаться и, возможно, услышать добрые слова о моем отношении к работе или о моих задатках, но когда прохожу мимо раскрытой двери кабинета, доктор Петров не поднимает головы.

В приемной миссис Роча, она тоже собирается уходить.

– Важный день. – Ее улыбка, как и она сама, большая и стремительная.

– Я не уволена. А это уже кое-что.

– Не обращай на него внимания, – советует она. – Слушай, завтра третья смена не придет. Не сможешь организовать ужин и отбой?

– Конечно. – Завтра суббота, и никаких дел у меня нет.

Она делает пометку на одном из многочисленных стикеров. Потом, на всякий случай, мы обмениваемся телефонами, и я официально приобретаю официальный статус. Мне понятно, что эта неделя была экзаменом, я его сдала.

Я выхожу на улицу, нежный ветерок касается моего лица, и я чуть ли не вскрикиваю от внезапно нахлынувшей радости. Бескрайнее рыхлое небо, деревья с распускающейся листвой, еще светло, хотя совсем вечер. Я вышла на свободу в апреле, когда все было голо, и благодаря Харриет добралась аж до поры цветения.

Глава 17

Фрэнк

Утро Фрэнк провел, устанавливая деревянную табличку над стеллажом «Выбор сотрудников», он работал аккуратно, стараясь не давать воли тревожно жужжащим мыслям – нынче должна была приехать Кристи. Узнав об освобождении Вайолет и полная заново вспыхнувшей заботы об отце, Кристи вознамерилась его «проведать». Самолично. И все «обсудить». Ты можешь случайно наткнуться на нее. Случайно. Ах, Кристи. Он не только уже случайно встретил Вайолет Пауэлл, но и соорудил для нее извинение, причем трехмерное.

Звякнул колокольчик – не Харриет. По словам Бейкера, даму из книжного клуба видели в четверг, пока Фрэнк ездил на другой конец города к стоматологу. На этой неделе, как видно, он свой шанс, скорее всего, уже упустил.

В полдень, завернув к дому, он увидел на своей подъездной дорожке криво припаркованный автомобиль дочери. Он сердито крякнул, так как пришлось заехать на газон – Кристи почти не оставила ему места.

– Папа! – заголосила она, вылетев из дома.

И, резко остановившись, подбоченилась – худосочное воплощение праведности в черном трико (или лосинах, или как там это называется), коротких черных сапожках, не по погоде массивных, и в чем-то навроде туники с помпонами.

– Милая, я думал, ты только через час приедешь.

– Где ты был? – Помпоны подрагивали в такт ее движениям.

– Ездил по делам.

Она опустила руки.

– Радуйся, папа, что кому-то это небезразлично и о тебе волнуются. Стефани Бауман звонит своему отцу дважды в год и за это причисляет себя к лику святых.

– Я был на работе.

– Ой. – Он заметил на ее лице мешанину из растерянности, нетерпения и досады из-за того, что разговор пошел не по плану. – Разве ты работаешь?

– Милая, когда ты приехала?

– Уже пару часов назад, – сердито ответила она. – У мальчиков в три часа сборы по робототехнике в Конуэе, и они, конечно, сообщили нам только утром.

Волосы она стянула в до того тугой узел на макушке, как фигуристка или синхронистка, что ему было больно даже смотреть на нее.

– Молодец, что приехала. – Фрэнк раскинул руки. – Я рад тебя видеть.

И она сдалась, опустила плечи и кинулась в раскрытые объятия.

– Ах, папа!

Какая же она маленькая – хрупкие косточки, упакованные в стальную оболочку из тренированных мышц.

– Пойдем в дом, – сказал он. – Угощу тебя чем-нибудь.

– Я уже сделала себе смузи.

– Тогда я поем, а ты посмотришь.

Фрэнк провел дочь внутрь, где она и так уже успела расположиться как у себя, откопав из недр кухонного шкафа один из оставшихся после Лоррейн агрегатов, который теперь был облеплен ошметками капусты и бог знает чего еще, привезенного дочерью из Нью-Гэмпшира. Фрэнк соорудил себе сэндвич с ростбифом, наслаждаясь молчаливым укором дочери, неустанно заботящейся о благополучии коров.

– Близнецы вообще нам ничего не говорят, – опустившись на стул Лоррейн, сказала Кристи.

Он сел за стол.

– Дети, Кристи, они такие. Все у них в последнюю минуту.

– Ну, папа, прости меня за все давнишние мои «в последнюю минуту». – К его удивлению, она расплылась в улыбке. – Как говорится, как аукнется, так и откликнется.

Он хмыкнул.

– Прощаю.

Больше всего он любил Кристи вот такой.

– Но непохоже, что мальчиков там особо ценят. – Она встала сполоснуть агрегат. – Они в экипаже механиков, зато сынок Стефани Бауман у них за лидера, этот маленький психопат считает себя следующим Илоном Маском.

Дочь выглядела усталой и разочарованной. Фрэнк вдруг осознал, что она стареет. Синеватые круги под глазами, вялая кожа возле рта. Не помогали и туго стянутые волосы.

– У твоего сэндвича нездоровый вид.

Она шуровала в мойке, перемывая посуду. Перечить ей смысла не было, к тому же Фрэнк любил этот кухонный шум.

– Помнишь, как мы с тобой готовили? – спросил он. – Когда ты была маленькая?

Кристи нахмурилась:

– По-моему, это мама меня учила готовить.

– Нет.

Они с Лоррейн всегда распределяли между собой обязанности на кухне – готовить Лоррейн любила, но ей нравилось меняться ролями.

– Я помню тот красный фартук, – с улыбкой сказала Кристи, и он представил, как она, пятилетняя, утонув в фартуке, доходящем ей до щиколоток, готовит с ним, а Лоррейн сидит за столом, потягивая вино, и составляет план занятий. В их семейной жизни были чудесные моменты.

– Лютер прислал мне цветы, – сказала она. – Я тебе не говорила? Как будто этим можно что-то компенсировать.

– Кто такой Лютер?

– Руководитель хора, папа. Я же тебе рассказывала. Тот, который отдал мое соло этой Стефани Бауман. – Присев на корточки, она со стуком и звяканьем переставляла что-то в нижнем шкафу, возвращая прибор для смузи на место.

– А мне сказали, что цветы больше не посылают.

Кристи встала:

– Кто сказал?

Он почуял засаду, но с пути не свернул.

– Кое-кто из книжного.

Помпоны замерли.

– Ты посылаешь цветы кому-то из книжного?

– Нет, – терпеливо уточнил Фрэнк, – кое-кто из книжного сказал мне, что цветы больше не посылают, а так как я