Цезарь! Ты сам, как обычай велит, в колеснице высокой

Радовать будешь народ пурпуром – знаком побед.

Встретят повсюду тебя ликующим плеском ладоней,

Будут бросать цветы, путь устилая тебе.

Овидий. Скорбные элегии, 4.2.47‒50[70]

В рамках хрупкого молчаливого соглашения, заключенного сенатом в месяцы, последовавшие за захватом власти, Клавдий позаботился о том, чтобы оставить действующих консулов на их должностях до окончания срока полномочий. Он ждал 1 января 42 г. н. э. (традиционное начало консульского срока при республике), чтобы заступить на эту должность самому. Это было его второе консульство – и первое в сане императора.

Новый год мог стать поводом для размышлений в императорском доме. Принятие Клавдием консульства по его собственной инициативе подчеркивало, как далеко он ушел от своего положения в 14 г. н. э., когда он выпрашивал у Тиберия должность и получил отказ в самых унизительных формулировках, и даже от того, что происходило в 37 г., когда долгожданное назначение было ему пожаловано по прихоти его молодого племянника Калигулы. Контраст мог поразить и Мессалину: когда она выходила замуж за Клавдия, у которого только что вышел срок первого консульства, она вряд ли могла вообразить, что снова увидит его в этой должности, не говоря уже о том, что он займет ее в сане императора.

Приближение годовщины казни Калигулы, Цезонии и Друзиллы, возможно, также занимало мысли Мессалины. Они с Клавдием продержались у власти в течение целого года. Насколько выдающимся было это достижение для императора, пришедшего во власть в результате военного переворота, продемонстрирует три десятилетия спустя чехарда воцарений и насильственных свержений четырех императоров за один год, последовавший за низложением Нерона. Рождение Британника, популярность Мессалины в Риме и провинциях, ее закулисные маневры давали ей все основания считать, что она внесла немалый вклад в трудно доставшуюся стабильность положения ее мужа. Заря 24 января 42 г. н. э., принесшая с собой призраки Цезонии и Друзиллы, стала своевременным напоминанием о необходимости ее трудов.

В течение года, однако, не всегда эти воспоминания были кстати. Где-то в 42 г. в императорский дворец пришло письмо из провинции Далмация на восточном берегу Адриатики. Его автор, наместник Камилл Скрибониан, выражался без околичностей[71]. Явный сторонник идеологии в духе «кто не просит, тот не получает», Скрибониан «был уверен, что Клавдия можно запугать и без войны: он отправил ему письмо, полное надменных оскорблений и угроз, с требованием оставить власть и частным человеком удалиться на покой»{313}. Это была авантюра, которая, если верить источникам, чуть не удалась. Ряд влиятельных сенаторов и всадников поддержали Скрибониана, и как Дион, так и Светоний рисуют сцену паники во дворце: Клавдий, сообщают они, действительно задумался об отречении. Эта идея была вздорной – что бы ни обещал Скрибониан, такого понятия, как бывший император, не существовало; отречение означало бы смерть для Клавдия, а возможно, также для Мессалины и ее детей.

Бунт продлился недолго. Не прошло и пяти дней с его начала, как люди Скрибониана дезертировали. Дион утверждает, что их не интересовали его риторические обещания восстановить республику. Светоний винит «благочестие»: войска, утверждает он, увидели что-то зловещее в том, как тяжело поднимать знамена, и истолковали это как божественное неодобрение их нарушения присяги императору. В действительности же легионы, у которых не могло быть никакого интереса в гражданской войне аристократов, скорее всего, взвесили шансы на победу Скрибониана и собственное вознаграждение – и нашли их скудными.

Скрибониан бежал на крошечный адриатический островок Исса (современный Вис в Хорватии), где либо пал от собственного меча, либо был убит[72]. Легионы, отвернувшиеся от своего командира, были вознаграждены за свою (хотя и несколько запоздалую) верность императору обнадеживающим званием «Клавдиев, Благочестивый и Преданный». Нескольких выдающихся сенаторов и всадников признали сторонниками восстания и казнили в Риме – здесь последствия восстания оказались особенно неприглядными, и предполагаемая роль в них Мессалины будет подробнее рассмотрена в следующей главе. Хотя непосредственная опасность была устранена в течение недели, действия Скрибониана обнажили слабые места власти Клавдия: он пользовался поддержкой легионеров, но не мог рассчитывать на уважение их командующих. Это открытие могло сыграть роль в решении, принятом Клавдием в конце года: он задумал вторгнуться в загадочные земли к северу от Галлии, которые римляне называли Британией.

Для расширения империи Британия не представляла особой ценности, но с точки зрения пропаганды она не имела себе равных. Первым обратил взор через Ла-Манш в сторону Британии Юлий Цезарь. Он высадился там, покорил нескольких вождей и сделал заметки о местных культурах друидов – но так и не завоевал ее. Клавдий надеялся, что осуществление этой амбициозной цели поставит его в один ряд с великим и почитаемым полководцем.

В 43 г. н. э. Рим был империей морей, Средиземного и Черного, окруженных хорошо изученными землями, но римляне знали, что воды между Галлией и Британией являются частью чего-то иного – океана. Они не знали, как далеко простираются эти воды, является ли видимая им земля островом или континентом. Где-то за Британией, как считалось, лежало место под названием «Туле» – самая северная земля в мире, но достичь ее было практически невозможно: говорили, что по приближении к ней море становится густым и в нем невозможно грести. Все эти неизвестности только добавляли красоты проекту. Римлянам давно не доводилось чувствовать себя первооткрывателями. Британия, с ее «дикостью», странными жрецами и неизвестными опасностями, идеально подходила для того, чтобы возродить в римлянах былой дух первопроходцев.

Имперский предлог для вторжения, как всегда, заключался в том, что произошло мелкое нападение на какого-то зависимого короля, которого Рим поклялся (совершенно бескорыстно) защищать{314}. Приготовления велись всю зиму и весну 42/43 г. н. э., около 40 000 войск выдвинулось из провинций и собралось на северном побережье Галлии. Первая поездка через море была совершена без участия Клавдия, вероятно оставшегося в Риме с Мессалиной. Только после того, как надежная переправа и высадка были налажены, Клавдий отправился на корабле из Остии в Массилию (ныне Марсель), а затем посуху и по реке в Бононию (Булонь) и где-то в июле 43 г. н. э. переправился с подкреплением через Ла-Манш.

Император прибыл – как и планировалось – с небольшим опозданием. Его генералы уже пробились от южного побережья к Темзе, сломали сопротивление бриттов и покорили катувеллаунов – могущественное племя, которое хозяйничало в этом регионе. Поездка Клавдия на Темзу стала путешествием по завоеванной территории. Когда он достиг берегов реки, он принял на себя командование войсками и подготовил их к взятию Камулодуна (Колчестера) – цитадели катувеллаунов. Дион, опираясь на официальные сводки с фронтов, описывает битву против многочисленной варварской рати, однако неясно, насколько активным было сопротивление к тому времени, когда Клавдий приблизился к Камулодуну.

Клавдий использовал свой триумфальный въезд в город как возможность продемонстрировать римскую военную мощь. Британских вождей вызвали смотреть на пленных и наблюдать парады плотно сомкнутых рядов солдат, незнакомых чужестранцев в незнакомых доспехах, во главе с группой африканских боевых слонов. Можно лишь представить себе кошмары, связанные с перевозкой этих слонов через Ла-Манш, – Клавдию явно хотелось произвести впечатление. У него получилось: чуть более чем за две недели своего пребывания на британской земле Клавдий покорил – силой или «уговорами» – одиннадцать королей и королев. Затем он поручил завершить операцию по наведению порядка своим военачальникам и вернулся на континент в поисках нормальной ванны и настоящего лета.

Передвижения Мессалины в этот период проследить трудно. Нельзя исключить, что она сопровождала Клавдия как минимум в некоторых из его путешествий на край империи. Женщины императорской семьи нередко сопровождали своих мужей в дипломатических или военных мероприятиях: самому Клавдию приходилось сталкиваться с непрерывными шуточками на тему своего галльского происхождения, так как его мать дала ему жизнь в зимнем лагере его отца в Лугдунуме. Путешествия этих представительниц императорской семьи обычно прослеживаются по восторженным надписям, оставленным в провинциальных городах, через которые они проезжали, – в случае Мессалины все подобные свидетельства были разрушены в ходе damnatio memoriae после ее смерти.

Более вероятным, однако, кажется, что Мессалина оставалась в Риме, во всяком случае, до тех пор, пока Клавдий не убедился в своей победе. Путешествие