– О каких деньгах ты толкуешь, Ванечка? –продолжала изумляться Ольгушка. – Кто и что получит? Право, странныйвопрос ты задаешь.

– Ты меня неправильно поняла, – сталвыкручиваться я, – вернее, я плохо сформулировал свою мысль. Хотелсказать… э… прости, конечно, но Егор был богат, неужели нужно работать, да ещев таком ужасном месте, как школа?

Ольгушка всплеснула руками.

– Конечно! С детьми молодеешь! Да, у меня всев порядке со средствами, но хочется быть полезной кому-то!

– Прости, я сказал чушь.

– И Леночка, несмотря на наследство, не станетсидеть дома.

– Какое наследство?

Ольгушка заморгала.

– Егор оставил ей свой бизнес.

– Весь?! – подскочил я.

– Естественно, – удивилась она.

– Ты хочешь сказать, что завещание составленов пользу Лены?

– Конечно! Она жена!

– А что получишь ты?

– Я?

– Да!

Ольгушка вздрогнула.

– Я не задумывалась над этим вопросом.

– А сейчас попытайся, – велел я, ощущаясебя почти негодяем.

– Квартиру, – принялась загибать пальцыОльгушка, – библиотеку, кое-какие драгоценности…

– Это принадлежало тебе и раньше, а вотсредства Егора, они куда пойдут?

– Леночке.

– С ума сойти!

– Почему?

– Егор ничего не оставил матери?

– Ванечка, мне недолго осталось на этомсвете, – ответила Ольгушка, – меня больше на земле ничего не держит,а Леночка молодая, ей еще жить да жить. Она замечательная девочка, никогда меняне бросит. Только не стоит ей молодые годы гробить, детей у нее нет, пустьспокойно выходит замуж и, вспоминая Егора, говорит: «Спасибо рано ушедшемусупругу». Знаешь, Ванечка, это, конечно, не секрет, но в молодости деньгииграют большую роль, чем в старости. В двадцать лет всего хочется: машину,одежду, квартиру, а после шестидесяти материальные блага ни к чему! Мне всегдаказалось, что пенсию государство должно платить до тридцати лет. Вот когдалюдям позарез нужно свободное время и деньги. А в старости пусть пашут безостановки, дольше проживут от ощущения собственной нужности, и государствупольза. Бухгалтерша, справившая семидесятилетие, – ответственный человек,а двадцатидвухлетняя егоза разве о службе думает? Вот и пусть нагуляетсясначала.

– Оригинальная теория, – вздохнуля. – Скажи, Ольгушка, а где Лена?

– Она вчера к подруге поехала, к РаеШумаковой. Плачет целый день, вот я ей и посоветовала развеяться, ночевать тамостаться.

– Телефончик Раи не подскажешь?

– Конечно, дружочек, записывай, – кивнулаона и, продиктовав номер, поинтересовалась: – А зачем тебе Леночка? Хочешь ееот печальных мыслей отвлечь? Правильно. Кстати, Ванечка, Лена замечательная,может, подумаешь о…

– Тут дело щепетильное, – быстро прерваля мать Егора.

– Говори, милый.

– Не хотелось бы тебя расстраивать… – замямлиля, и в самом деле испытывая редкостный дискомфорт, мне было очень тяжелообманывать несчастную.

– Вот теперь я точно тебя не отпущу, пока неузнаю правду, – воскликнула Ольгушка, – немедленно говори!

– В день похорон Егора, – начал я, –мужчина, который занимался формальностями, попросил меня подержать документы,свидетельство о смерти, всякие квитанции. Потом внезапно хлынул дождь.

– Верно, – прошептала Ольгушка, –небо зарыдало над Егором.

– Я сунул бумаги в барсетку, чтобы не намокли,а спустя пару минут распорядитель пришел за документами. Естественно, я тут жевручил их ему, а сейчас не могу найти права на вождение автомобиля, думаю, онислучайно прицепились к скрепке. Вот и хотел попросить Лену посмотреть…

– Это и я могу! – воскликнула Ольгушка.

– Э… э… мне не хочется напоминать тебе…

– Пошли, – встала она, – всенеобходимое лежит в кабинете Егора.

Включив на письменном столе лампу, Ольгушкавыдвинула ящик и подала мне коробку:

– Тут все, Ванечка.

Потом она удалилась.

Я открыл крышку и сразу увидел свидетельство осмерти. Накрепко запомнив, какой загс его выдал, я пролистал другие бумаги,вытащил из кармана пиджака положенные туда заранее права и крикнул:

– Нашел!

– Слава богу, – ответила из коридораОльгушка.

Покидая гостеприимный дом, я обнял хозяйку,услышал, как быстро, словно у маленькой пойманной жестокими людьми птички,бьется ее сердце, и воскликнул:

– Прости, Ольгушка!

– За что, Ванечка? – удивилась она.

– Я доставил тебе неприятные минуты, всякиевоспоминания…

– Приходи почаще, – ласково сказалаона, – и оставайся ночевать. Нет ни в чем твоей вины, на все, дружочек,божья воля.

Я медленно пошел по лестнице вниз. Интересно,сумеет ли простить она меня, когда узнает, что я не сообщил ей правду о Егоре?Откажет мне от дома или просто даст пощечину?

Сев в машину, я набрал номер справочной испросил:

– Девушка, если я сообщу вам название загса,сумеете найти его адрес?

– С удовольствием, – ответили на томконце провода, – буквально через пару секунд.

Вежливая сотрудница справочного бюро необманула, почти сразу она откликнулась:

– Доброслободская улица.

– Что? – подпрыгнул я.

– До-бро-сло-бодская, – по слогампроизнесла оператор, – не спутайте с Новослободской.

Я стукнул кулаком по рулю. Боже! Какой ядурак! Серая, словно домовая мышь, Люба, соседка глупой болтливой Тони,проронила вчера вскользь фразу:

– Загс, где я работаю, находится наДоброслободской, а Юрию следовало ехать в другое место.

Как бы не так! Бесцветная девица просто обвеламеня вокруг пальца!

Оставив машину на Доброслободской, я в поискахнужного здания углубился в массив малоэтажных домов. Наконец строениеотыскалось, я рванул дверь и почти побежал по извилистому коридору.

Люба сидела в маленькой комнате, вероятно, тутраньше располагался чулан, помещение было чуть больше клетки для морской свинкии не имело окон.