Первым влияния лишили эрцгерцога Фридриха. В один прекрасный день без всяких видимых причин через офицера императорского двора ему на дом прислали распоряжение, в котором предписывалось, чтобы он сам решил, уволиться ли ему или перейти в резерв. При этом относительно данного решения много рассуждать не приходится, поскольку эрцгерцог действительно оказался лишним. Однако сама форма этого предписания была по меньшей мере странной и очень напоминала намеренное оскорбление. Позднее его превосходительство фон Мартерер рассказал мне, что в этом деле немаловажную роль сыграла императрица Цита Бурбон-Пармская, поскольку она хорошо знала, сколь недружественно относились к ней эрцгерцог и его семья.

Затем после короткого отпуска приказом от 11 февраля эрцгерцог был переведен в распоряжение его величества Верховного главнокомандующего с резиденцией в Вене. При этом знающие люди стали расхваливать полководческие таланты эрцгерцога Фридриха, а всякие недобросовестные зубоскалы начали преподносить его как ничего собой не представляющего владетельного князя, хотя он ни тем ни другим не являлся. Наоборот, весь его облик и характер носили сильный налет буржуазного добродушия, и непринужденность и простота подходили ему гораздо больше, чем торжественное его представление. К тому же он гораздо уютнее чувствовал себя в кругу своего ближайшего окружения, которому доверял, чем находясь в центре торжественных мероприятий. Ему были приятны умные и наполненные смыслом слова, говорившиеся знакомыми людьми в узком кругу, тогда как во время официальных приемов он буквально мрачнел, выслушивая одну фразу за другой.

При этом суждения равнодушных и нигилистически настроенных людей только на первый взгляд ограничивались более или менее безобидными насмешками и никогда не были справедливыми в отношении эрцгерцога. Ведь он прекрасно понимал, что назначению на должность командующего армией он обязан своему высокому происхождению и обстоятельствам, в которых престарелый император, будучи Верховным главнокомандующим, избрал своим заместителем одного из членов правящего дома.

Здесь следует заметить, что история не раз становилась свидетелем, когда получивший подобным образом власть в свои руки князь переоценивал свои способности и пренебрегал рекомендациями опытных советников. Однако это испытание эрцгерцог Фридрих выдержал с честью, хотя некоторые недоброжелатели и пытались объяснить случаи осознанных отказов эрцгерцога выполнять тупые распоряжения при понимании сложившейся ситуации его слабостью, недееспособностью и бездействием. При этом при наложении на себя различных ограничений эрцгерцог добивался гораздо большего, чем если бы он стремился во что бы то ни стало выйти за пределы своих способностей.

Давая характеристику эрцгерцогу, нельзя забывать еще об одном – он был непоколебимо верен нашему союзу и невосприимчив к страшилкам о жажде власти Пруссии и немецком властолюбии. Фридрих являлся также убежденным сторонником единого верховного командования объединенными вооруженными силами.

Как-то раз эрцгерцог Фридрих сказал одному журналисту: «Не возносите меня до небес и не делайте из меня ничего особенного. Вы ведь знаете, что я простой и скромный человек!» И это была не поза, призванная добиться обратного эффекта, а подлинная правда. Конечно, эрцгерцог не являлся полководцем, но был хорошим солдатом, стремясь в меру своих возможностей соответствовать тому месту, на которое поставил его император. Он не хватал звезд с небес, понимая, что они для него недосягаемы.

Мы, офицеры германской военной миссии при австровенгерском Главном командовании, вспоминаем эрцгерцога и членов его семьи с глубоким уважением, считая их подлинными друзьями Германии и глубоко порядочными людьми с честными убеждениями.

Вскоре судьбу бывшего командарма разделил и начальник Генерального штаба. Помнится, как в присутствии начальника Военной канцелярии император Карл I сообщил мне, что решил расстаться с фон Гетцендорфом из-за его чрезмерного упрямства и манеры слишком много возражать. Карл 1 заявил также, что фон Гетцендорф оказался не лучшим стратегом, не умеющим поладить с гражданскими органами власти. Кроме того, отметил император, именно на фон Гетцендорфе лежит вина за потворство развитию «цешинского бабского хозяйствования».

– Словом, – подытожил император Карл I, – со всем этим следует покончить, а вам надлежит поставить обо всем в известность кайзера Вильгельма II, дабы соответствующие известия не дошли до него из других источников.

Что же касается меня, то лично я всегда придерживался мнения о том, что, несмотря на некоторые свои недостатки, фон Гетцендорф соответствовал своему посту и что молодой император не должен был допускать его отставки. Ведь такой человек, который, подобно фон Гетцендорфу, всегда говорил только правду, не заглядывая при этом в рот своему императору, поистине был бесценен. К тому же в основе отстранения его от должности лежали не причины военного характера, а преимущественно личные мотивы, которые исходили не столько от монарха, сколько от его окружения.

Фон Гетцендорф доставлял неудобства многим людям, которые считали, что их час настал. Для придворных дам и духовенства он был своеобразным отступником от церкви, который не склонялся даже перед высшими церковными сановниками, если считал их мнение вредным, и отказывался от заступничества со стороны императора, если, по его мнению, оно было необоснованным.

В конечном счете он встал на пути юного главнокомандующего императорской армией, чьи особые полномочия полководца были закреплены в письменной форме придворными журналистами под неусыпным вниманием императрицы. Короче говоря, фон Гетцендорф перестал вписываться в рамки, где все более заметными становились женщины, пацифисты, клерикалы и послушные слуги.

Все решилось само собой и без его участия. Эрцгерцогу Фридриху просто было поручено сообщить фельдмаршалу императорский вердикт, который для фон Гетцендорфа не стал неожиданностью.

Если же говорить о фон Гетцендорфе как о солдате, то следует отметить, что при обучении войск он изначально хотел заменить палочную муштру менее жесткими методами воспитания. Позднее же он вообще осознал, что в трудные времена войска сплачивает только осознанная дисциплина всех отдельных подразделений. Однако такое убеждение пришло слишком поздно. Поэтому австро-венгерские войска, которые сами по себе были очень хорошими, намного лучше так и не стали.

Как полководец же фон Гетцендорф принадлежал к тем натурам, которые сильнее в планировании, чем в исполнении. Конечно, работа в тиши кабинета, когда из общей обстановки выискиваются новые возможности и когда путем взвешивания всех за и против в конце концов принимается окончательное решение, является бесконечно привлекательной. Однако тот, кто обеими ногами не опирается при этом на практику, рискует ради заманчивой идеи перестать строго профессионально рассчитывать средства для ее осуществления. Тогда весь замысел выходит за рамки возможного, и он, каким бы ни был гениальным, неизбежно терпит неудачу.

В этой связи стоит отметить, что взгляды фон Гетцендорфа и германского Верховного командования на глубину предстоявших операций зачастую не совпадали. Фон Гетцендорф стремился преодолеть все промежуточные препятствия