Сталкиваясь лбами, Жикин и Шурасик торопливо листали«Первомагию». Из глубин библиотеки доносились вопли Абдуллы. Он никак не могизвлечь из-под стеллажа артачившуюся «Как откосить от магмии» и загнать подпереплет разбуянившегося палача, который зыркал на него бутылочными глазками иразмахивал топором.

Желтоватые листы «Первомагии» были разочаровывающе чистыми.Изредка между страниц попадались защемленные седые волосы из бород Древнира,Сарданапала или Авраама. По этому безошибочному признаку Шурасик определил, чтона книгу наложено заклинание «одночтения».

– Погоди! – прошептал он Жикину. – Перестаньлистать! Это все Гумбольт Полчетвертый! Это он изобрел заклинание, мешающеедважды прочесть одну страницу.

– Гумбольт Полчетвертый?

– Ну да! Был такой магфордский деятель в Средние века.Это он придумал книжную пыль, бумажного червя, улыбку, от которой прокисаетхорошее настроение, ядовитый клей для магмарок и рунные татуировки на подошвах,убивающие всякого, кто на них посмотрит, за исключением хозяина. Вот и все, чтоо нем известно. Кроме того, по одним сведениям, он Гумбольт III, а по другим –Гумбольт IV. Мы, юные дарования, называем его простенько и со вкусом – ГумбольтПолчетвертый, – пояснил Шурасик.

Он выглядел вполне довольным. Заклинание ГумбольтаПолчетвертого было запрещенным и накладывалось только на самые ценные книги.Внимательно оглядев переплет, Шурасик увидел возле корешка небольшое круглоеуглубление.

«Вложи сюда свой перстень, и книга сама сообщит тебе то, чтотебе суждено знать! Не пытайся выведать ничего больше. За все попыткижульничества наказание – смерть».

– Давай, ты первый! – велел он Жикину.

Помявшись, Жора скрутил с пальца перстень и вложил его вотверстие. Он был уверен, что углубление окажется слишком широким, но онопришлось совсем впору и обхватило перстень туго и со всех сторон. Страницы«Первомагии Ноя» стали быстро переворачиваться. Мгновение – и на желтоватомлисте среди рун, значения которых Жикин не знал, вспыхнуло:

«Черная душа – плохой фонарь в царстве мертвых. Разгадкапенсне Ноя в контрабасе старого Фео… Только не тебе суждено воспользоватьсяим».

– Что ты там увидел? – спросил Шурасик. Для неголист оставался по-прежнему чистым.

– Н-ничего, – сказал Жора. Он поднес палец кобложке, и кольцо, точно всегда дожидалось этой минуты, скользнуло на прежнееместо.

«Первомагия Ноя» захлопнулась. Для Жикина, видно, уженавсегда. Теперь наступил черед Шурасика. Убежденный, что его крупный перстеньс камнем не пролезет в узкое отверстие, он нерешительно вертел его в руках, апотом все же вложил в углубление. И опять оно оказалось впору, точно специальносоздавалось для его перстня.

Книга открылась. Буквы зажглись. Шурасик торопливо пыталсязапомнить руны, многие из которых он видел впервые. В пестроте рун теряласьнадпись на привычном языке:

«Зная все, ты не знаешь себя. Жезл „Похититель душ“ вскореобретет хозяйку!»

Внезапно дверь библиотеки широко распахнулась, заискрив оттакой бесцеремонности всеми своими заклинаниями. Едва успев вытащить перстень,Шурасик поспешно сунул «Первомагию» под стол, а Жикин загородил его. Все этоони проделали в один момент, не сговариваясь.

По библиотеке вразвалку, как турецкий султан, шел ГуняГломов. Вокруг Гуни увивались Гробыня Склепова, Рита Шито-Крыто и ДусяПупсикова.

– Гунечка, милый! Ну погоди же! Дай я тебя хоть в щечкупоцелую! – умоляла разрумянившаяся Пупсикова.

Гломов остановился и великодушно подставил Пупсиковой щеку.Шито-Крыто и Склепова, которых Гуня вел под ручки, зашипели ревниво, как кобры,а затем тоже начали его целовать, кто в ухо, кто в шею. Гуня терпел их поцелуисо скучающей физиономией, как сытый кот терпит ласки хозяйки.

– О небо! Я схожу с ума! Все любят Гломова! Или я схожус ума, или это величайшая магстификация! Гломова не положено любить – любитьположено меня! Всех на гильотину! Хочу быть единственным мужчиной вмире! – простонал Жикин.

Покачивая бедрами, к ним подошла Гробыня.

– Что, Жика, обидно, что мы с Гломом, а не с тобой?Всякое бывает. А ты, Шурочка, смотри в книжечку, киска! А то пропустишькакую-нибудь буковку! – дразняще промурлыкала она.

Шурасик вспыхнул. Его нельзя было оскорбить сильнее, чемназвав Шурочкой.

– Па-апрашу так со мной не разговаривать! –рассердился он. – На медные пятачки размениваетесь? Разменивайтесь себе!Милости просим!

– Какие еще пятачки? – не поняла Склепова. –Мелко плаваешь, мальчик. Свой пятачок оставь тете Фросе. Один взгляд такойдевушки, как я, стоит твоей годовой стипендии!

– Я не о том, – снисходительно сказал Шурасик.Гробыня ему не нравилась, и он мог говорить с ней куда свободнее, чем сЛотковой. – Поясню совсем доступно. Ты все равно не поймешь, но чисто длябедных… Допустим, при рождении каждый получает свыше некий кредит – сто монет.Можно купить на пять монет музыкального таланта, на пять литературного, на пятьсчастья, на пять красоты, на пять долголетия, на десять здоровья и т. д. Аможно на все сто купить что-то одно, например какой-то один талант, и развитьего еще больше. Эти-то, последние, и оставляют самый заметный след, хотя свнешней стороны их жизнь незавидна. Ведь, выполняя свое предназначение, мыотказываем себе и в счастии, и в любви!..

Гробыня ласково потрепала Шурасика по щеке.

– Умничка! – произнесла она. – Из тебя современем выйдет чудненький занудный папик!.. Я прям вижу тебя с брюшком,читающим нотации!..

– Да, мы фанатики одной цели – мы сгораем дотла, но,сгорая, обогреваем мир. И можешь думать что угодно. Мне безразлично! –сказал Шурасик.

Гробыня хмыкнула и отошла.

– Чао, Жикин! Как насчет того, чтоб встретиться вчетыре утра за Жуткими Воротами, ха-ха! – крикнула она, повисая на шее уГуни.

– Хю-хю! – кисло сказал Жикин и отвернулся. Онревновал к Гломову.

* * *

Подчиняйся, и все будет хорошо! Подчиняйся, малыш, или тебебудет больно. Так больно, что ты позабудешь все, кроме боли. Ты будешь кусатьземлю и грызть камни, но и от этого тебе не станет легче.

– Нет! Нет!

– Да, мой мальчик. Каждый день я буду захватывать власть надтвоим телом. Вначале на несколько минут, на больший срок не получится, апостепенно, возможно, и на несколько часов. И не смей говорить «нет», или яуничтожу тебя… Что твое тело? Жалкий мешок, но мне нужны твои руки, твои ноги,чтобы сделать то, что я задумала…