— Зачем вам среди ночи в Красково? — наконец не выдержалаЛидия. Любопытство, как неугомонная мышь, прогрызло себе дыру и с тоненькимсвистом начало просачиваться наружу.

— Как зачем? — удивился Егор. — Разумеется, проворачиватьнезаконные сделки с цветными металлами. После вашей статьи я это дело доверитьникому не могу. Придется самому в вагоны грузить. Вот товарища попросил помочь.Как вы думаете, до утра справимся? Лидия засмеялась против воли, а Заяцспросил:

— Нет, правда, это вы про Шубу статейку тиснули? Или это…накол?

Лидия моментально перестала смеяться.

— Я! — огрызнулась она. — Ну и что? Вашей Шубе нужно былодействовать осторожно, а она решила, что ей все можно.

— Она — это Шуба? — уточнил Заяц.

— Как вы догадались?

— Заяц, отстань от нее! — велел Егор. — У нее свои взглядына жизнь, отличные от твоих.

— Если вам не нравятся мои взгляды на жизнь, — запальчивозаявила Лидия, — можете выкатываться из моей машины на все четыре стороны ипереть в ваше Красково пешком. Ну?

— Да я бы вас знаете куда послал вместе с вашей машиной,если бы… если бы не обстоятельства?! — заорал Егор. — Так что везите нас ипомалкивайте!

Самым правильным было подрулить к ближайшей обочине ивышвырнуть их обоих из машины, но Лидия этого не сделала. Егор Шубин, голосующийсреди ночи на безлюдной Маросейке, Егор Шубин в длинном кашемировом пальто,которое, как определила Лидия безошибочным женским взглядом, стоило ровно в трираза дороже, чем ее машина, и торчащими из-под него камуфляжными штанами,заправленными в ботинки, Егор Шубин, странно состарившийся, как будто современи их дружеской беседы на лестничной клетке прошло пятнадцать лет, страшноее интересовал. И еще было почему-то неловко перед ним.

Ей не может и не должно быть неловко. В конце концов, онанаписала правду, только правду и ничего, кроме правды.

Понес ее черт домой через эту самую Маросейку!..

— Нет, правда, девушка, — опять возник Заяц, — а где вывзяли всю эту хреноту? И чего вам от Шубы понадобилось?

— Вы что? — спросила Лидия и мимолетно оглянулась черезплечо. — Тоже адвокат?

— Нет, — засмеялся Заяц, — я не адвокат. А Шубе вы зря жизньиспортили. Ему придется теперь вам испортить, а вы такая… славненькая, покрайней мере на первый взгляд.

Он говорил это как-то совсем необидно и просто и выглядел, вотличие от надутого Шубина… своим.

— Документы подлинные, — сказала Лидия, старательно объезжаяухабы. — Это не я так решила, это главный с замом определили, и я уверена, чтотоже не одни. А написала я потому, что это… сенсация.

— Ну да, — буркнул Егор. — Сенсация. Остановитесь у поста,надо хоть спросить, где эта улица, где этот дом…

— Вы не знаете, куда вам надо? — Лидия встревожилась. Авдруг он и впрямь самый настоящий бандит и это как раз та ситуация, о которойее предупреждали в редакции? Сейчас завезут в глухое место, свяжут и будутпытать…

Она резко вильнула и затормозила возле поста ГАИ, решив, чтоникуда отсюда не тронется.

— Я сейчас, — пробормотал Шубин и выбрался наружу.

— У него с братом беда, — доверительно сообщил Заяц, кактолько захлопнулась дверь. — Втюхался по малолетству в какие-то неприятности.Выручать надо, а мы даже толком не знаем, где он.

— Большие неприятности? — спросила Лидия, глядя в окно. ЕгорШубин под мертвенно-синим светом гаишного фонаря что-то спрашивал у толстого отватника сержанта.

Сержант махал перчаткой в сторону Окружной. Снег сыпалШубину на волосы.

— Порядочные, — согласился Заяц. — Все бы ничего, да егоуволокли уже часов семь как. Если до сих пор жив, значит, все будет нормально,а если нет… Вот он и психует так, Шуба-то…

— Психует? — переспросила Лидия. Это слово не могло иметьникакого отношения к Егору Шубину.

Она подумала, что и душил-то он ее исключительно от злости,а вовсе не по причине высоких материй вроде загубленной жизни и испорченнойрепутации.

— Уже недалеко, — распахивая дверь, сказал Шубин. — Посветофорам доедем. На первом светофоре налево и дальше прямо до второго.

— То есть на МКАД не выезжать? — уточнила Лидия.

— Нет, — подтвердил Егор и посмотрел на часы. Лидия не моглаопределить, нервничает он или нет.

На ее взгляд, он был холоден и спокоен, как заснувшая назиму лягушка или наследник британской короны на собственном бракоразводномпроцессе.

— Налево, — напомнил напарник, и Лидия повернула налево. Кактолько выехали из Москвы, стал о темно, и снег, раньше совсем незаметный,бросился на машину, закружил, залепил стекла, вынуждая ехать медленнее.

— А на втором светофоре куда?

— По стрелке направо и до первого перекрестка, там опятьнаправо и до памятника погибшим на войне. Сразу за памятником то, что намнужно.

Когда проехали второй светофор, на заднем сиденье завозилсяЗаяц, стаскивая с плеч пальто.

— Шуба, а одежду-то мы куда денем? — спросил он, переставвозиться. — Бросить жалко.

— Ну, с собой неси, — предложил Егор.

— Нет, правда, — заныл Заяц. — Я его только третий разнадел, из Лондона привез, еле нашел. Моего размера нигде нету…

— Оставьте в машине, — предложила Лидия нарочитобезразличным тоном. Ее любопытство, смешанное с тревогой и, пожалуй,сочувствием, возросло в миллион раз и грозило сорвать крышку сундука, в которомоно обычно было надежно заперто.

— Можно, да? — возрадовался Заяц. — Я тогда завтра пришлю заним, ладно, девушка? Вы его на работу привезите, а я подошлю кого-нибудь…

— Что значит — подошлю? — спросила Лидия. — Вы что, невернетесь?

— Нет, — сказал Егор. Он, не отрываясь, смотрел вперед. —Проедете памятник и сразу остановитесь, — скомандовал он. — Как только мывыйдем, немедленно уезжайте. Ясно?

— Почему это? — Она сбросила скорость. — А в Москву вы начем будете добираться?

— На своих двоих! — огрызнулся Егор. — И Христа ради, толькобез дискуссий. Если бы вы знали, как я сегодня от вас устал!

— Мы не знаем, что здесь будет, — объяснил Заяц серьезно. —Вы — человек посторонний, а у нас неприятности могут случиться. Так что правШуба — вы нас высадите и потихонечку уезжайте. Не гоните. Гололед, безопасностьдвижения и все такое…

— Вот он.

Из темноты, выхваченный фарами, как будто выпрыгнул скромныйжестяной памятничек с красной звездой и посеребренным корпусом. Вокруг него,цепляясь за звезду, неистово крутились злые снежные языки. Лидия погасила фары.Сразу стало очень темно, и машина перестала быть надежным укрытием.