– Как только мое имя исчезнет с газетных стра–ниц – если оновообще просочится в прессу из досье ФБР, – ты передашь деньги Доре, –продолжил да–вать наставления Роджер. – Деньги всегда в цене, и онипомогут ей создать собственную церковь. Дора умеет привлекать к себе людей. Приналичии средств она самостоятельно справится со своей задачей. Ты понимаешьменя? Она сумеет добиться не меньшего успеха, чем Франциск, Павел или Иисус.Если бы не ее увлечение теологией, она давно уже стала бы хариз–матическойзнаменитостью. Она обладает всем необ–ходимым для этого. Только вот слишкоммного дума–ет. Теология отделяет и отдаляет ее от остальных.

Роджер вздохнул. Он говорил очень быстро, и ме–ня вдругначала охватывать дрожь. Я отчетливо ощу–щал исходящие от него волны страха. Ночего он бо–ится?

– Вот, послушай, – сказал он. – Я хочупроцити–ровать тебе кое-что. Дора упомянула об этом про–шлой ночью. Мы с нейчитали книгу известного анг–лийского газетного обозревателя Брайена Эпплъярда.Ты о нем слышал? Он написал книгу под названием «Постижение современности».Дора дала мне экзем–пляр. Там есть рассуждения, с которыми полностью согласнаДора… относительно того, что все мы «духов–но обеднели»…

– Я тоже с этим согласен.

– Но речь шла и о чем-то еще – там было что-то относительнонеобходимости выбора. О том, что мож–но создавать теологические теории, но, длятого чтобы, быть действенными, они должны исходить откуда-то изнутри, из самыхглубин человеческой души. Я по–мню, как она это называла. Словами Эпплъярда. «Со–вокупностьчеловеческого опыта». – Роджер умолк. Чувствовалось, что он растерян, чтоего мучают сомне–ния.

– Да, она ищет и жаждет именно этого. – Мне отчаяннохотелось успокоить его, заверить в том, что я все понимаю. – Она всейдушой к этому стремится.

Я вдруг поймал себя на том, что вцепился в него с не меньшейсилой, чем он в меня, и точно тате же ста–раюсь удержать его рядом.

Роджер смотрел в сторону.

Меня охватила невыразимая печаль. Зачем, поче–му я этосделал? Да, этот человек был мне интересен, я знал, что он порочен. Но как ямог? С другой стороны, что было бы, останься он рядом со мной таким, каковесть? Что, если бы он стал моим другом?

Ладно, это все детские рассуждения, эгоистичные и корыстные.Мы говорили о Доре, о теологии. Конеч–но, точка зрения Эпплъярда была мнепонятна. «По–стижение современности»… Я вспомнил эту книгу. Отыскал ее вглубинах своей бессмертной памяти и словно перечел заново.

Роджер молчал и не шевелился.

– Послушай, чего ты так боишься? – спросил я. –Пожалуйста не темни, не скрывай от меня ничего!

Я вцепился в него – грубо, бессовестно, но при этом едва неплача при мысли о том, что убил этого человека, отнял у него жизнь, а теперьотчаянно жаж–ду только одного: как можно дольше удержать возле себя его дух.

Он не ответил. Но выглядел очень испуганным.

Оказывается, я вовсе не безжалостное чудовище, каковымвсегда себя считал. Я не могу равнодушно видеть людские мучения. Я всего лишьпроклятый упря–мец, так и не разучившийся сопереживать страдани–ям других.

– Роджер! – взывал к нему я. – Посмотри на ме–ня!Продолжай, не молчи!

Однако он пробормотал только несколько слов – что-то о Дореи о том, что ей, возможно, удастся най–ти то, что так и не смог отыскать онсам.

– Что именно? О чем ты? – потребовал я пояс–нений.

– Богоявление… – прошептал он.

О, это чудесное слово! Оно из лексикона Дэвида. Совсемнедавно я слышал это слово из его уст, а вот теперь оно слетело с губ Роджера.

– Послушай, по-моему, они идут за мной, – не–ожиданнопроизнес он, и глаза его расширились. В этот момент он казался скорееудивленным, озадаченным, чем испуганным. Он прислушивался к чему-то. До ме–нятоже доносились какие-то звуки. – Помни о моей смерти, – ни с того нис сего произнес он, как если бы в этот момент мысль о ней наиболее отчетливовоз–никла у него в голове. – Расскажи Доре о том, как я умер. Убеди ее втом, что смерть очистила оставшиеся после меня деньги. Ты понимаешь, о чем я? Яза–платил за это своей смертью. Деньги теперь чистые. И книги Винкена, и всеостальное больше ничем не запятнаны. Представь ей все в самом выгодном свете.Скажи, что я искупил все свои грехи собственной кровью. Ты понял меня, Лестат?Используй все свое красноречие! Расскажи ей!

О, эти шаги !..

Отчетливый ритм чьих-то шагов… К нам медленно приближалось нечто… Приглушенный шум голосов, тихое пение, разговоры… Слов не различить… У менятак сильно закружилась голова, что я едва не по–терял сознание и, чтобы неупасть, схватился за Род–жера и одновременно за стойку бара.

– Роджер! – громко вскрикнул я. Посетители бара,конечно же, слышали мой возглас. Однако устремленный на меня взгляд Роджера былсовершенно спокойным, а на лине его застыло удивленное выра–жение. Он был явнопотрясен и озадачен происходя–щим.

Я вдруг увидел, как надо мной и над ним нависли огромныекрылья, и нас окутала словно поднявшаяся из самых недр земли непроницаемаятьма. А затем возник свет! Яркий, слепящий свет!

– Роджер! – еще громче закричал я.

Шум голосов и пение становились оглушительны–ми, а крылатаяфигура все росла и росла.

– Не смей забирать его, во всем виноват только я!

Ярость заставила меня вскочить с места. Я был го–товразорвать крылатое видение в клочья, если в том возникнет необходимость, –лишь бы оно отпустило Роджера. Однако я по-прежнему не мог отчетливо разглядетьтаинственное существо. Равно как не по–нимал, где нахожусь в данный момент ясам. А виде–ние наваливалось на меня, окутывало дымом, посте–пенно сгущалось,обретало непреодолимую мощь и постепенно поглощало, растворяло в себе призракРоджера. И в центре видения вдруг возникло лицо – точнее, только глаза –гранитной статуи.

– Отпусти его!

Все вокруг смешалось. Не было больше ни бара, ни города, нивсего мира в целом.

А потом – чернота. И покой.

И тишина.

Впрочем, вполне возможно, что все это мне только почудилось,ибо на какое-то время я лишился чувств.

Я очнулся на улице.

Надо мной склонился перепуганный, дрожащий бармен.

– С тобой все в порядке, парень? – раздражен–ным тономспросил он. Голос у него был гнусавый, крайне неприятный; черные плечи жилеткии рукава белоснежной рубашки припорошил снег.