Она замолчала. Я вытащила «Голуаз» и тоже молча закурила.Что ж, знакомая история. Сама побывала четыре раза замужем и, кажется, знаю всетипы мужской психики. Первый супруг, Костик, художник по профессии, был жутколенив. Сидел в мое отсутствие целый день голодным у забитого кастрюлямихолодильника. Просто не мог заставить себя вынуть готовый обед и подогреть.Хорошо, хоть Аркадию не досталась в наследство от отца патологическая лень.Впрочем, кое-какие черты в характере сына ставят меня в тупик. Ну, в кого онтакой тихий? Может, в мать? Я с ней никогда не встречалась. Костина первая женаФаина, родив мальчишку, испарилась в неизвестном направлении. Когда я,восемнадцатилетняя идиотка, боящаяся остаться старой девой, вылетела замуж заКонстантина, Кешке только-только исполнилось четыре, и он охотно принялся зватьменя мамой. С художником мы прожили всего год. Холодным декабрьским вечером яретировалась в свою двухкомнатную «хрущобу» в Медведкове. В качествекомпенсации за развод мне и был отдан Аркадий. Поэтому в нашей жизни частенькослучаются казусы.

Первый произошел, когда я стала записывать сына в школу.Мальчик был усыновлен мной по всем правилам, но носил фамилию отца – Воронцов.Я по наивности надеялась, что Костик начнет платить алименты. К слову сказать,денег от него не получила ни разу, да и черт с ними, мы с Наташкой оказалисьвполне способны прокормить, одеть и выучить парня.

Полная директриса, поджав губы, глянула в метрику ипроцедила:

– Заявление принимаем только от родителей.

– Я его мать, – радостно подтвердил мой язык.

Директорские брови поползли вверх. Она взяла паспорт,глянула на год рождения и на всякий случай переспросила:

– Мать? Сколько же вам лет?

– Двадцать один, – все так же радостно сообщила я.

Педагогиня хмыкнула, полистала серую книжечку и весьманедовольно сказала:

– Рожать в четырнадцать лет слишком рано. Впрочем, прописаныв нашем микрорайоне и, к сожалению, не нахожу никаких причин, чтобы отказатьвам в приеме.

Второй муж, Кирилл, оказался полной противоположностьюКосте. Отличный семьянин, нежный отец, рачительный хозяин, к тому жезарабатывал совсем неплохо. Мы с Кешкой катались как сыр в масле. Кирюшкажелезной рукой взялся за воспитание мальчика – музыкальная школа, секцияборьбы, репетитор по русскому, математику он всовывал в неподатливую детскуюголову сам. Во всей массе неоспоримых достоинств существовало лишь одно «но».Милый, нежный Кирилл был патологически ревнив. Время на дорогу от института додома выверялось до секунды. Стоило мне заболтаться с приятельницами илизастрять в магазине, как начинал разыгрываться жуткий, невозможный скандал.

– Знаю, – орал Кирка, швыряя об пол чашки, – знаю, изменяламне! Говори, с кем?

Один раз, чтобы поспеть вовремя, схватила такси и, в ужасепоглядывая на наручные часы, перевела дух лишь у подъезда. Фу, успела. Не тут-тобыло. Кирюшка вылетел на заснеженную улицу во вьетнамках на босу ногу.

– Ага, – завопил он, распахивая дверцу водителя и пытаясьткнуть ничего не понимающего мужика кулаком в нос, – понятно теперь, ктолюбовничек!..

– Ты офигел? – изумился шофер.

Завязалась драка, в пылу которой Кирюшке выбили зуб, и онпопрекает меня этим фактом до сих пор. Однажды он уехал в командировку, аНаташка внезапно заболела. Я спешно поехала к подруге и осталась ночевать.Около полуночи шаткая дверь затряслась и с громким гулом рухнула в коридор. Вкомнату влетел озлобленный Кирилл и, вертя головой по сторонам, взвыл:

– Ну, где он, показывай!

– Кто? – простонала Наталья, которую только что отпустилажестокая почечная колика. – Кто?

– Дашкин хахаль! – заорал Кирка и принялся заглядывать поддиван.

Он без остановки обежал квартиру, сунул нос во все шкафы,изучил ванную…

– Ну? – прошептала Наталья. – Удостоверился?

– Все понял, – пробормотал Кирилл, серея на глазах, – теперьясно!

– Да? – усмехнулась через силу Наталья. – И что тебе ясно?

– Все, – завизжал Кирюшка, – все, знаю, с кем мне Дарьяизменяет, с тобой! Вы лесбиянки.

Развод последовал незамедлительно. Абсолютно неуправляемыйбабник Макс Полянский и горький пьяница Генка завершали череду моих супругов.

Так вот, Максик начал заводить дам сердца буквально наследующий день после нашей свадьбы. Бороться с ним оказалось невозможно, житьтоже, но развода Макс не давал.

– Дашунечка, – бормотал он, нежно обнимая меня, – ну погодинемного, перебешусь и брошу. Люблю тебя одну, остальные так, просто для тонуса.

Какое-то время я верила. Тем более что Макс оказалсязамечательным партнером – добрым, спокойным, щедрым и совершеннонетребовательным. А его мама – единственная из всех моих многочисленныхсвекровей, о которой вспоминаю без дрожи в коленях и холодного пота на спине.Жить бы нам да радоваться. Но однажды меня у подъезда поймала наглая девица и,потряхивая кудрями, заявила:

– Отпустите Макса!

– А я его и не держу!

– Тогда скажите ему, что вы якобы вылечились. Нехорошопривязывать к себе мужика. Максик живет с вами только из порядочности, знает,что при вашем заболевании стресс губителен!

В те годы я в случае поломки лифта, не запыхавшись, взлеталапо лестнице на десятый этаж, неся в каждой руке по пять килограммов картошки, ана спине маленького Аркашку в шубке, валенках, шапочке да еще и с салазками.Поэтому сообщение о какой-то моей мнимой болезни поразило меня до глубины души.

– Что имеете в виду? – осведомилась я.

– Макс рассказал правду, – проквакала девица, – у вас ракженских органов, и он давно с вами не спит, а видимость семьи поддерживает изхристианского милосердия.

Багровая от злобы, я вломилась в квартиру и устроиласупружнику допрос с применением пыток. Макс стойко сопротивлялся, но потомпризнался. Да, правда, говорил.

– Ну не виноват, – отбивался потаскун, – все эти бабымечтают за меня замуж выйти, просто охотятся. А так всем известно – местозанято, надежд никаких. Забудь. Дашунчик, люблю лишь тебя одну. Ну не станешьже ты ревновать меня к клизме?