Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тш-ш-ш, – шепчет она мне в волосы. – Я понимаю, понимаю…
От нее пахнет лавандой. Я вдыхаю этот аромат, вспоминая ее сад и свой первый визит к ним в дом, когда я увидела все детские фотографии Гарри. Его торчащие уши и дурацкую улыбку. На одном снимке он был в футболке с изображением кота Гарфилда, а я смотрела на него и думала: «Я люблю тебя, и никому никогда не позволю причинить тебе боль».
Я позволила причинить ему боль. Почему я не заметила его шлем, висевший на крючке?
Я отстраняюсь от Сары, грубо массируя свои щеки обеими руками. Я должна все исправить.
– Сара, – говорю я, стараясь смотреть ей в глаза. – Я разберусь с этим, я не хочу больше использовать фотографии Гарри.
Она встает, отряхивает юбку.
– Ладно, Кэйтлин, я пойду. Но все это теперь наше общее, понимаешь? Я вернусь, чтобы проверить, как у тебя дела.
Сара произносит это строго, тем же тоном, которым обычно говорила, оставляя меня нарезать овощи и дав точные инструкции – как именно следует их запечь, чтобы ей понравилось. Затем целует меня в обе щеки и идет к двери. Когда она уходит, я чувствую себя мокрой губкой, так отяжелевшей от слез, что едва могу двигаться. Мой телефон лежит рядом, полный фотографий. Улыбающийся Гарри. Смеющийся Гарри. Хмурый Гарри. Я поднимаю телефон, прижимаю к груди и снова, в который раз, начинаю рыдать.
Вокруг меня кромешная тьма. Макушка касается досок, руки обхватывают колени.
Раньше сюда проникал естественный свет, но теперь за окном вечернее небо. Никто не знает, что я сижу здесь, забившись под стол, и уже давно. Однако теперь я слышу грохот шагов на лестнице, сопровождаемый смехом Эйд и Стью.
– Ты чертов трудоголик, – ворчит Эйд. – Сейчас время паба.
Его голос низкий, хриплый:
– Я знаю, но давай покажу тебе одну идею. Думаю, это может помочь Кэйтлин, если ты права насчет нее. А потом мы пойдем выпить пива.
Я слышу, как Эйд вставляет ключ в замок.
– Странно, не заперто… – замечает она.
Скрип двери. Щелчок выключателя.
Я остаюсь невидимой, пока Эйд гремит чашками, собирая их со стола надо мной.
– Кэйтлин никогда не оставляет немытых чашек, – говорит она Стью. – Она что, здесь?
И тут из меня вырывается слабый стон, похожий на мяуканье. Возможно, это крик о помощи.
– Кэйтлин? – Его ноги в нескольких дюймах от меня. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до его лодыжки. Стью присаживается на корточки и видит меня под столом, словно скомканную газету.
– О Господи, что случилось?
Я просто смотрю на них обоих. Эйд подошла и присела рядом с ним. Они глядят на меня, склонив головы набок, будто наткнулись на улице на умирающую птицу и не знают, как с ней быть.
– Что ты здесь делаешь? – Ее голос нежный, но твердый – так она обычно разговаривает с детьми.
Я не могу произнести эти слова. Я знаю, что придется, но не могу. Все, что я способна сказать, это:
– Верити… пожалуйста, вы можете позвонить Верити?
Эйд кивает:
– Можем, конечно. Стью, иди позвони, хорошо? Ее номер в моем телефоне. – Затем она протягивает мне руку, и я крепко ее сжимаю. – Давай, вылезай оттуда.
Она подводит меня к дивану и набрасывает свое пальто мне на плечи. Я трясусь всем телом, как пойманный зверь.
Подходит Стью, садится на пол возле моих ног и протягивает чашку чая.
– Она уже в пути, – сообщает он, и наступает тишина. Словно они оба боятся говорить.
– Я слышала ваш разговор, – признаюсь я, делая глоток чая. Он густой от сахара. Трудно поверить, что только вчера я стояла по другую сторону двери и слушала их предположения насчет Гарри. – Вы правы. Я обманывала вас. Гарри… он… он…
Эйд устроилась рядом на диване и гладит меня по спине.
– Шшшш, все нормально, мы понимаем. Мы знаем.
Но как они могли это выяснить – разве что Верити рассказала? В Интернете нет никакой информации о его смерти; Гарри – его второе имя. Они не могли узнать. Однако они выглядят знающими, когда смотрят на меня с такой жалостью. Эйд рядом со мной на диване, Стью сидит на полу, скрестив ноги.
– Это произошло, – бойко произносит Эйд, – но мы можем это исправить. У Стью возник отличный план – вот почему мы здесь.
– Ты же сказала, что собираешься увольняться, – говорю я. Эйд смотрит на свои руки и начинает заламывать пальцы.
– Знаю, но потом я вспомнила, как страдаю из-за Ханны, как подобное может изменить тебя и заставить наделать глупостей.
– Ага, – кивает Стью. – Господи, да с моей бывшей та же история. Я вообще-то не хотел вам рассказывать, но она тоже мне изменила, и это было ужасно. Я понимаю, правда понимаю.
До меня доходит, что они ничего не знают. Они просто пришли к какому-то выводу. Лучшему из возможных. Я смотрю на Стью, сидящего на полу. Его взгляд серьезен, будто Стью и впрямь понимает. Я еще больше сжимаюсь всем телом, когда шепчу:
– Нет, это не то…
– Что? – переспрашивает Эйд. – Прости, Кэйт, мы тебя не слышим.
Я пытаюсь выпрямиться на диване. Я собираюсь произнести эти слова. Но я еще не готова.
– Лучше бы… – говорю я громче, тем же дрожащим голосом, но яснее. – Лучше бы он меня бросил. Это означало бы… – Я снова начинаю плакать. – Это означало бы, что он по-прежнему здесь.
Я вижу, как они растерянно переглядываются. А затем Эйд резко меняется в лице, когда внезапно осознает.
– Он… погиб… – Задыхаясь, я выталкиваю это слово, и лицо Эйд становится белым.
– О Боже… – произносит она. – О Боже.
– Вот дерьмо… – шепчет Стью, опустив голову и уставившись в пол.
– Когда?.. – выдыхает она, а я не в силах взглянуть ей в глаза. Я смотрю наружу, в окно. На небе нет звезд. Я слышу, как на улице поют подвыпившие люди. И пытаюсь сосредоточиться на этом: их голоса звучат нескладно, но абсолютно счастливо.
– Сегодня ровно год.
– Я была… Я вела себя так… – Эйд с трудом выговаривает слова. Стью поднимается с пола и втискивается рядом с ней. Она склоняет голову ему на грудь.
– Все нормально, – шепчет он ей. Я понимаю, что говорю то же самое, поглаживая ее по колену. Потому что так и есть. Эйд ничего не знала.
– Я так злилась на тебя… – бормочет она. – Блин… прости меня, пожалуйста…
– Ты ни в чем не виновата, это казалось разумным объяснением, – произношу я. Мое дыхание выровнялось, и я снова возвращаюсь в свое тело, справившись с недавней паникой. – Это была Джулия, там, на фото. Его приятельница. Я всегда… Я всегда к ней ревновала.