Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мои дорогие Рубины и Сапфиры! – говорит она, и ее голос звучит медленно, как у королевы, произносящей речь. – Сегодня со мной случилось нечто по-настоящему ужасное, и я не хотела говорить вам это, чтобы не казалось, будто я пытаюсь давить на жалость и вызывать негатив. Но я также не могу допустить, чтобы кто-то еще попался на ее ложь. Вы меня знаете, я всегда стремлюсь окружать себя только подлинным».
На этом я выключаю видео, потому что нет смысла слушать остальное. Я знаю, что случилось, и все в ресторане знают, что случилось, и теперь восемь миллионов ее подписчиков тоже знают. И это даже не худшее, что есть теперь в Интернете. Я захожу на страницу Джулии. И конечно же, оттуда мне улыбается Гарри – на фоне зеленых калифорнийских холмов. Он в черных шортах и синей футболке. Джулия в сливовом велокостюме из лайкры, облегающем все в нужных местах, – она похожа на Дженнифер Лоуренс в фильме «Люди Икс». Та подпись к фото, которую Эйд зачитала ранее, – здесь же, и штук восемь комментариев, большинство тоже с сердечками или смайликами, изображающими велосипедистов. Я смотрю на это фото, небо позади Гарри ясное и синее. Он выглядит идеально. Вместе они выглядят идеально. Я оглядываюсь вокруг, на дом, который мы вместе построили. Здесь осталось лишь несколько его вещей – три кактуса в серых горшках на книжных полках, где живут теперь только мои книги, и карманная фляжка, которую ему подарили на двадцать первый день рождения, – единственные следы его пребывания в гостиной. В коридоре почти неношеная непромокаемая куртка безвольно, безжизненно висит на крючке. Его спортивная одежда упакована и отправлена. Телефон все еще у меня в руке, и он постоянно жужжит – вероятно, это комментарии и сообщения от поклонников Морвены. Я швыряю его с размаху в белую стену. Он отлетает и с грохотом падает на пол в коридоре, в том месте, где должен стоять велосипед Гарри. И я понимаю, что кричу в это пустое пространство.
– Какого хрена тебя здесь нет? – ору я, не беспокоясь, что кто-нибудь может услышать. Я продолжаю орать, выкрикивая всякое снова и снова, пока не надрываю голос. Вся яростная энергия, скопившаяся во мне, высвобождается, и я наконец могу рухнуть, скользя по стене, на жесткий деревянный пол.
Я просыпаюсь с ощущением, что меня обволакивает густой, темный туман. Я смогла добраться до кровати – и теперь лежу на хрустящих белых простынях. Этот туман как будто удерживает меня на месте, хрипит и предупреждает: будет плохой день. Я пытаюсь оттолкнуть эту тьму, убеждаю себя, что сегодня ничего важного нет, это просто очередной день, один из трехсот шестидесяти пяти в году. И что в настоящий момент есть дела, с которыми надо разобраться прямо сейчас, которые невозможно отложить. Я стараюсь сосредоточиться на них, и они всплывают в памяти яркими вспышками: лицо Морвены, некрасиво искаженное от злости, когда она кричала, что разрушит мою карьеру. Что она уничтожит меня. Остальные посетители в ресторане, оглядывающиеся на нас и перешептывающиеся. Взгляд Роуэна напоследок, перед тем, как он выскочил за дверь.
Мне нужно добраться до офиса и разобраться с этим. Или остаться здесь, и пускай Эйд разбирается? Она, возможно, сейчас не совсем во мне уверена, и может, даже готовится к увольнению – но Эйд не может оставить без внимания кризис. Она ведь специалист по преодолению пиар-катастроф.
Я выползаю из кровати, будто сталкивая с себя груду кирпичей, а не кучу подушек, которыми обложилась. Я не утруждаюсь ни принятием душа, ни расчесыванием волос, а просто влезаю в джинсы и нестираный джемпер, снова стягиваю свои кудри в «конский хвост» и запихиваю под вязаную шапку. На улице так холодно, что изо рта идет белый пар. Воздух кажется плотным и режет кожу, словно кинжалами. Я хочу сорвать всю одежду, и пусть ледяной воздух меня наказывает. Знакомые лавочники кивают: «Привет, морозно сегодня, правда?» – будто это просто какой-то обычный день. Я опускаю голову и приветствую их взмахом руки, отказываясь смотреть им в глаза.
Когда я дохожу до офиса, то обнаруживаю, что дверь открыта и в ней торчит маленькая записка: «Я впустила вашу гостью, она выглядела очень печально» – с пририсованным в конце смайликом. Помещение сильно пахнет отбеливателем, поверхности блестят; должно быть, сегодня тот день, когда приходит наша уборщица. Свет не горит, и все, что я вижу, – силуэт женщины, ожидающей на диване. Я щелкаю выключателем и понимаю, что передо мной – свернувшись в комочек, с заплаканным красным лицом – Морвена Стар. Она поднимает голову и смотрит на меня. А затем ударяется в слезы.
Вчерашняя Морвена, тыкавшая в меня своими длинными ногтями, исчезла. Ее волнистые волосы завязаны на голове в неаккуратный пучок. Вчера они бушевали вокруг ее лица, как змеи Медузы Горгоны. Я потрясена тем, как молодо она выглядит, как уязвимо. Ее кожа молочно-белая, гладкая, щеки по-детски округлые. Ее нижняя губа дрожит.
– Я вам доверилась, – говорит она. Эту фразу она выкрикнула вчера несколько раз, но сегодня она звучит хрипло, почти как шепот.
У меня не было времени собраться с мыслями. Я лишь отправила сообщение Эйд, которая его еще не видела. Она нужна мне тут.
Я посылаю ей еще одно сообщение. Затем засовываю телефон в карман и пытаюсь изобразить сочувствующую улыбку.
– Просто поставила на беззвучный режим! – поясняю я, подтягиваю пуфик поближе к ней и взгромождаюсь на него, не совсем поместившись одной ягодицей. – Морвена, я все могу объяснить.
– Это был худший вечер в моей жизни. Что вы можете объяснить? – Шепот исчез, и на смену ему пришло избалованное повизгивание.
Я сглатываю. Мне трудно просто сказать: «Ради всего святого, это было лишь одно неудачное свидание. Оно вообще не заслуживает такой театральности». В конце концов, такое случалось с каждым. И со мной, конечно же, пока я не повстречала Гарри. Я приходила домой, чувствуя себя куском дерьма, а затем видела Верити на диване, с бутылкой вина наготове, и мы над этим смеялись. И это свидание превращалось из ужасного вечера в забавную историю; во что-то бесценное, способное впоследствии пригодиться, чтобы утешить кого-то просто с помощью фразы: «Не может быть, чтобы все оказалось так плохо, как в тот раз, когда я…»
Теперь я знаю: в жизни может случиться такое, что нельзя превратить в анекдот. Что оставит кровоточащие злые струпья по всему телу, которые никто не сможет увидеть или почувствовать, кроме тебя. Вот это заслуживает такой ураганной реакции, как у Морвены, – свернуться в комочек, дрожать и рыдать – и для меня это подходящее занятие прямо сейчас. Но не прошлый вечер. Не испорченное свидание.
Однако, думая о том, как мой бизнес поддерживал меня, и как я не хочу, чтобы все рухнуло, я пытаюсь сказать ей правду.
– Мне очень-очень жаль, но я и понятия не имела, что он обманщик, – говорю я, протягивая руку, чтобы положить ей на предплечье, но она отстраняется. – Я разговаривала с ним перед вашим свиданием, и признаться, он меня напугал.
Я знаю, что должна быть честной настолько, насколько могу быть с ней, – насчет тех чувств, которые Роуэн у меня вызвал. Нет другого достоверного объяснения, почему я не пришла к ней на помощь, когда она кричала на него через стол.