Самаэль дышит глубоко, но еле слышно. Убирает локон волос с моего лица, наклоняется вперед, внимательно рассматривая.

— У тебя красивые глаза, — произносит он шепотом, вынуждая сжать одеяло в кулак.

Сглатываю, ожидая следующих действий. В комнате становится невыносимо жарко. Воздух вокруг нас накаляется. Я делаю вдох сквозь сжатые зубы, и гортани касаются «язычки» несуществующего пламени. Внутри все нагревается, будто проглотила горячий уголь. Моя кожа начинает гореть.

— И красивые губы.

Воин подается вперед, совсем близко, я чувствую сквозь тонкую ткань рубашки холод его металлического нагрудника. Закрываю глаза, и это скорее инстинкт, чем желание.

Жду. Жду его дальнейших шагов. Отстранится? Разозлится? Покинет комнату? Или продолжит начатое? Чужое дыхание касается уголка моего рта — томительное ожидание заканчивается.

У него мягкие губы. Идеальной формы. Я не заметила этого тогда. В библиотеке было по-другому. Не было времени осознать случившееся. Насладиться. Мне казалось тогда, что я украла у мужчины первый в его жизни поцелуй, и если это так, то почему он так уверенно ведет себя сейчас?

Пытаюсь перехватить инициативу, показать, что я тоже чего-то стою, но он прерывает эти жалкие попытки. Спускается ниже — к шее, прикусывает пульсирующую жилку и сразу же проводит по коже языком. Все происходит будто не со мной. Словно кожа моя покрыта прозрачной и тонкой пленкой, через которую ощущаются его прикосновения. Словно я не в своем теле.

Мое тело плавится от жара внутри и от прикосновений воина. Какие бы тревожные мысли ни подкидывал мне мозг, я все еще чувствую Самаэля. Чувствую его руки и губы на коже. Он ощутимо кусает меня за подбородок, и я обнимаю его за шею, прижимаясь к нему всем телом. Мужчина надавливает на позвоночник, принуждая прогнуться в пояснице, прижимая еще ближе, не оставляя между нами даже просвета.

А потом все пропадает. Он отстраняется.

Сильные пальцы оплетают щиколотку. Самаэль дергает меня за ногу — и я падаю на спину с едва различимым вскриком. Он приподнимается, усаживается на колени, смотрит на меня сверху вниз. Взгляд скользит от лица и ниже.

Зажмуриваюсь. Мне стыдно и одновременно чертовски хорошо. Так хорошо, что хочется большего. Раздвигаю ноги, наплевав на отсутствие нижнего белья. Открываюсь для его изучения. Пускай ангел умеет целоваться, я сомневаюсь, что он видел женское тело.

Двумя пальцами расстегиваю верхние пуговицы рубашки. Облизываюсь, замечая, как ноздри Самаэля раздуваются. Он делает так, когда зол или в ярости. Не представляю, что его могло так разозлить. Какое из моих действий, но это заводит. Вспоминаю все моменты, когда он кричал на меня, прижимал к стене и к себе. Твердый как камень. Не человек. С нечеловеческими способностями. С нечеловеческий силой и властью. Властью надо мной.

Тянусь к мужчине рукой, но он отталкивает ее в сторону. Встает на ноги и снимает доспех. Рот наполняется слюной. В свете свечей его кожа напоминает алебастр, под которой так четко различаются бугры мышц. Он такой изящный, как произведение искусства. Настоящий ангел.

Прикусываю себе язык, чтобы не застонать в голос. Пальцы продолжают жить собственной жизнью. Проходят по внутренней стороне бедра и застывают, не дойдя до конца. Потому что Самаэль замечает их ход. Потому что я знаю: он сделает все лучше.

Мужчина возвращается на кровать. Я все еще в рубашке, а он в штанах. Устраивается между моих ног. Приподнимает одну из них, трется щекой о ставшую чувствительной кожу. Пальцы поджимаются. Тяну ногу назад. Я не выдержу больше.

— Нет, — произносит твердо. Это не просьба — приказ, а он привык, чтобы приказы исполнялись.

Смотрю на его пальцы. Длинные и сильные. Они перемещаются от щиколоток ниже. К колену. Затем к бедру. Порхают, словно по клавишам дорого антикварного фортепиано. Закусываю губу, невольно представляя, что они могут сделать. Как много наслаждения доставить.

Внутри все скручивается от томительного ожидания. Нет сил терпеть. Меня не учили стойкости. Не учили, как противостоять такому мужчине, как Самаэль. Он прикасается ко мне, будто знает мое тело наизусть. Как постоянный любовник, изучивший вкусы своей женщины. Как во сне.

Во сне! Не может быть! Расслабленность уходит, глаза распахиваются.

Шарю взглядом по комнате. Что-то не то. Ничего не изменилось, все на своих местах, но я чувствую какую-то неправильность. Все совершенно не так. В этот момент мужчина нависает надо мной. Его лицо близко и губы кривятся в усмешке. Воин никогда не усмехается. Не так страшно, по крайней мере.

— Нет!

Упираюсь руками в плечи Самаэля, пытаюсь спихнуть его с себя. Он перехватывает мои руки, прижимая их к матрасу. Скалится.

— Это не правда! — кричу что есть мочи. — Этого не может быть!

Мужчина улыбается мне.

Где-то на периферии сознания я замечаю мелькнувшую сбоку тень. Пламя свечей накреняется вбок. Кто бы там ни был, он встает возле кровати, одновременно подавляя меня своим присутствием и побуждая отринуть все сомнения и поддаться воле желания. Это так прекрасно, отпустить себя, позволить отдаться моменту и мужчине, в чьих руках оказалась. Ведь все происходящее, может, и не сон вовсе. Может, все взаправду и возбуждение Самаэля, которое я так остро ощущаю, реально.

Просто перестать сопротивляться. Позволить свершиться. Так просто…

— Нет, — вырывается сквозь сжатые зубы жалобный писк. — Нет…

— Тебе виднее, — успеваю услышать слова мужчины и то, как двигается неясная тень.

Бок пронзает болью. Острый гладкий клинок входит между ребер. Это все неправильно. Во сне нет боли.

***

Говорят, сны — это проекция потаенных желаний. Мозг вытаскивает на поверхность скрытые мысли, трансформируя их в нашем сознании в нечто новое, как бы тем самым давая намек на что-то. Саша никогда не принимала этого, всегда не всерьез относилась к своим сновидениям. Но сегодня, проснувшись ночью с зажатым между ног одеялом, девушка понимает: подростковые сны добрались и до нее. Впору биться головой о стену, избавляясь от картин, вынуждающих краснеть и дышать чаще. Она только что почти переспала с Самаэлем.

В камине привычно горит огонь. Мужчина, разделяющий с Куприяновой вынужденное заточение, сидит в кресле и сверлит стену взглядом.

Саша мотает головой, приходя в себя. Ничего не было. Все только приснилось. Это просто бред, и так не бывает. Ангелы не могут спать с людьми. Воин света брезгует даже прикоснуться к ней пальцем, о большем речи тем более быть не может. К тому же разве она сама когда-нибудь задумывалась о подобном? Нет.

С первого дня их знакомства она видела перед собой создание выше всех человеческих пороков. Такие, как Самаэль, наверное, и мысли не допускают о том, что можно поставить себя и человека в одну линию, тем более опуститься до уровня человеческих инстинктов. Примитивно и грязно, а еще противоестественно: ангел и смертная, — такой расклад даже в диснеевских мультиках не закончится счастливым концом.