Где? Когда? При каких обстоятельствах?

Разуй глаза, бэбик, разве это тебя по-настоящему волнует? Ужникак не больше, чем песня «Be Вор a Lula», не больше, чем сапоги-казаки, небольше, чем сказочки Мадонны. Почему этот парень оказался в самое неподходящеевремя в самом ненужном месте, почему он вообще оказался на моем пути, да еще сфотографиями Тинатин? И есть ли в этом какой-то смысл, какой-то знак, какое-топредзнаменование, в любом случае, я не стал бы доверять девушке по имениТинатин, – вот и ответ.

Я слишком хорошо помню слова Лу, но они уже ничего не могутизменить, – ни в судьбе Максима Ларина, ни в моей собственной.

…Как бы я ни старался, могила все равно выходит неглубокой.

Неглубокая могила, вырыть что-либо более-менее приличное уменя не хватает ни времени, ни сил. В багажнике «Лэндкрузера» не оказалосьничего подходящего случаю: домкрат, насос и монтировка, все три предмета яиспользовал по очереди, толку в них, как в пилке для ногтей. Счастье еще, чтоземля оказалась влажной и податливой, целый час я роюсь в ней, как крот,изредка переходя на монтировку, но результат остается прежним: неглубокаямогила. Мелкие корешки, корешки покрупнее, дождевые черви, странного виданасекомые, круглые, обточенные со всех сторон, камни, сгнившие листья, кто бымог подумать, что земля состоит из такого дерьма, к тому же меня тошнит от ееприторного запаха, j'ai mal au coeur. Через полчаса оказывается, что япродвинулся вглубь не больше, чем сантиметров на пятьдесят, никогда еще я небыл таким опустошенным, гори ты огнем, Максим Ларин! Но постепенно я втягиваюсьв работу землекопа, или в работу крота, или в работу уховертки и даже начинаюдумать о посторонних вещах, о Лоре: если бы мне пришлось зарывать двоих – наэто ушло бы вдвое больше времени и сил, а если бы труп мы зарывали вдвоем сЛорой – вдвое меньше. Нехитрые расчеты, о Тинатин мне никто никогда нерасскажет – ни мертвый Максим Ларин, ни живой Лу, рассчитывать на это неприходится. Мертвые знают о ней столько же, сколько живые, и в этом смысленикакой разницы между живыми и мертвыми нет. И нет никакой разницы между мной иМаксимом Лариным, и телефоны, и имена у нас одинаковые, но, может быть, что-тоускользает от меня.

За час тело заметно потяжелело.

Я с трудом перетаскиваю его, прихватив за подмышки, толькобы вырытая мной яма оказалась по размеру!.. Сколько пройдет времени, прежде чемее размоют дожди, разроет ветер? Мне остается надеяться только на ударный трудстранного вида насекомых и дождевых червей и червей, которые выползут из самогоМаксима Ларина. Человек, пожирающий сам себя, – та еще инсталляция, тотеще хренов некрореализм, тот еще перформанс в трамвайном парке.

Вот так. Полежи пока здесь, дружок.

Теперь его лицо не кажется мне таким уж незнакомым, скорее –виденным когда-то, но благополучно забытым, так же, как забываются собственныеотражения в зеркалах, случившиеся пять, десять лет назад. На бандюхая МаксимЛарин не похож, слишком просветленная физиономия, при желании он вполне могработать в «Полном дзэне», быть экспертом по современному искусству, порокабилли, по архитектуре или по какой-нибудь другой псевдоинтеллектуальнойхрени; черты его лица, взятые отдельно, напоминают детали греческих колонн, да,архитектура определенно подойдет.

В самый последний момент, когда колонны уже присыпаныземлей, я срываюсь.

Что, если я слишком поторопился и у Максима Ларина осталиськое-какие шансы на жизнь? И его еще не поздно порадовать искусственнымдыханием, бэбик честно старался спасти несчастного, он сделал все, что мог…Искусственное дыхание, наложение лубков на сломанные конечности – но вместоэтого Максим Ларин получает от меня кулаком в ухо. Сукин сын, сволочь, он имелвиды на девушку, в которую я отчаянно влюблен, он сфотографировал ее, это ведьтолько мне хочется верить, что дело происходило на незатейливой вечеринке, аесли все было по-другому, совсем по-другому? Но теперь это не имеет никакогозначения, он получил по заслугам, вот и все.

Вот и все.

Из меня получился бы отличный работник бюро ритуальныхуслуг, и не слишком рефлексирующий при этом, теперь-то я знаю, как рыть могилыпри помощи монтировки.

Вот и все.

О Максиме Ларине я позаботился, теперь остается позаботитьсяо себе.

В активе:

– джип, «Тойота Лэнд Крузер», с приличным запасомтоплива, километров на двести его хватит, возможно, его хватит даже до Москвы;

– ночь, в которой видно, как днем, счастье, что все этоприключилось на пустой трассе, а не в тоннеле под мостом в центре европейскойстолицы; счастье, что я впаялся в мало кому известного (мне точно неизвестного)Максима Ларина, окажись на его месте принцесса Диана со товарищи, так дешево ябы не отделался;

– фотографии Тинатин, я разжился сразу пятью, я могупосмотреть на них в любое время, я могу разглядывать их сколь угодно долго, ямогу изучать Тинатин, я могу отпечатать ее изображение на принтере, я могувынести ее изображение на рабочий стол, нужно только следить, чтобы оно непопалось на сальные глаза Пи; принтер все-таки вернее.

В пассиве:

– Лора, фальшивая сука, дешевка, дрянь, бросившая менясамым скотским, самым постмодернистским образом, жестокое стебалово, йоу, что явам расскажу, милые, о чем я вам поведаю, курочки мои! но сначала – душ, мохитои легкий перепихон для расслабухи, и бла-бла-бла, Лора – Лора, хреновадвустволка, вечно ты выстреливаешь в самый неподходящий момент! Дальнейшие шагиЛоры мне неизвестны, ясно только одно: если больше ничего из ряда вонвыходящего не произойдет, мы встретимся с ней в «Hangar 51 -19», куда дешевка идрянь попадет бесплатно, а мне придется выложить триста целковых. Илипредъявить курительную трубку;

– я сам, изгваздавшийся землей, даже подбородококазался выпачканным, на руки страшно смотреть, под ногти забились остаткикорешков, душ нужен мне, никак не Лоре.

Пластиковую бутылку с минералкой тоже можно отнести в актив.

Я и забыл о ней.

Как забыл о крови Максима Ларина, растекшейся по асфальту втом месте, где произошло столкновение, там была целая лужа крови. Не нужно бытьумником, чтобы обнаружить ее при свете дня. Кровь всегда убедительна, всегдакрасноречива, ей ничего не стоит проболтаться. Она и проболтается, укажет на неглубокуюмогилу, вырытую мной для владельца джипа. Выход один: наплевать на себя изаняться лужей, быть может, ее удастся смыть минеральной водой.

Вот если бы пошел дождь!..

Но дождя нет. Я присаживаюсь перед лужей на корточки, однойбутылки будет явно маловато, лучше бы я наехал на улитку.

Жаль, жаль, что Максим Ларин – не улитка.

Кровь еще теплая.

Бороться с искушением погрузить в нее кончики пальцев –невозможно. Стоит мне только сделать это, как по телу разливается страннаяистома, я успокаиваюсь – впервые за последний час, таким спокойным я не был,пожалуй, никогда, я почти счастлив… О господи, я почти счастлив, срань какая!Не менее счастлив, чем тамагочи, получивший приглашение постажироваться влюксембургском офисе своей родной компании по производству гусеничныхтракторов. Или башенных кранов, хрен их там разберет. Я не менее счастлив, чемВеликий Гатри с его карманным русско-китайским словарем, чем дрочила-сенегалецна брюссельской крыше; более счастливым, абсолютно счастливым, меня сможетсделать только Тинатин.