– Спецоперация? – спрашиваю я у бармена,устроившись на высоком стуле у стойки и поставив клетку с Сонни-боем рядом ссобой.

– Униформа.

– Мощно. Оружие тоже прилагается?

– Пока не применяли.

– И слава богу. – Я цепляюсь за бармена с такимостервенением, как будто все последнее десятилетие провел в Нубийской пустыне,питаясь акридами, и теперь впервые услыхал голос человеческий.

Сонни-бой отличный слушатель, но плохой собеседник.

– Будете заказывать?

– Чудный у вас головной убор…

– Пасамантанья. Будете заказывать?

Блюдо под названием «пасамантанья» в меню не значится. Надобы разыскать это слово в Интернете.

– Буду. Вы бы что порекомендовали?

– Вам или вашему кролику?

Он обратил внимание на Сонни-боя, очень мило с его стороны,я готов простить бармену и камуфляж, и хренову пасамантанью.

– Нам обоим.

– Мясо вот хорошее.

– То, которое жаркое?

– То, которое стейк на гриле.

– «Смерть гринго»? Мрачновато звучит.

– Зато вкусное. – Лексикон бармена не отягощенсложными синтаксическими построениями.

– А жареные пираньи – действительно пираньи?

– Все может быть.

– Валяйте стейк. Для меня. И пару морковок для моегодруга. Морковка у вас есть?

Сам Леон-киллер не высказался бы лучше, с другой стороны –белый кролик открывает гораздо больше перспектив, чем захудалый цветок вгоршке. Жаль, фраза о боге и водопроводчике не вписывается в контекст трепли убарной стойки.

– Есть перец чили и соус табаско. А про морковку яспрошу. Еще что-нибудь?

– Еще выпить. Колу для меня и пятьдесят водки для моегодруга.

– Весельчак! – бармен перекатывает сигару во рту.

– Вы здесь тоже не скучаете.

«Весельчаки» – помнится, именно так я подумал, когда увиделкартины, развешанные на стенах. Они нравятся мне все больше и больше, особенноудался неизвестному автору образ Че, в такой же униформе, что и у бармена сблизнецом-охранником, только без маски и со всклокоченной, как упопа-расстриги, бородой.

Ноги у Че кривые, соответствует ли это исторической правде?

– Картины не продаются, – сообщает мне бармен.

– Что, все хотят их купить?

– Каждый первый. А картины не продаются, языкотваливается об этом говорить.

– Тогда повесьте объявление при входе. «Картины непродаются».

– Хорошая идея. Вот ваша выпивка. А мясо придетсяподождать.

– Вы как относитесь к богу? – Мне не терпитсяиспробовать на бармене тезис знаменитого манхэттенского сидельца.

– А что?

– Да так… К слову пришлось…

– Вы мормон?

– Почему мормон?

– Ну тогда свидетель Иеговы…

– А что, похож?

– К нам всякие забредают. Один раз вообще приклеилсятип, назвавшийся архангелом Гавриилом. Просидел полдня, цитировал Евангелие,пел псалмы, а за обед так и не заплатил, еле выперли. Потом оказалось, что этотархангел сбежал из психушки..

– Да нет, я просто так спросил…

Время для бога и водопроводчика еще не пришло, и неизвестно,когда придет. И придет ли вообще. И если оно не придет, то что будет с пушкой«Глок»? Я так и не смог с ней расстаться, что будет с «Глоком»? В стволе у негопоселятся божьи коровки, пустит ростки бамбук, им можно будет забивать гвоздиили колоть орехи, смогу ли я когда-нибудь расколоть хотя бы один орех?..

– Как зовут вашего друга?

– Э-э… Сонни-бой, а что?

– У меня была собака, ДжЭфКа. Как американскийпрезидент. Ну, знаете…

– Джон Фицджеральд Кеннеди.

– Именно! Приятно поговорить сумным человеком… JFK, в просторечии– Джэфка. Гадила, где ни попадя, кусала всех за пятки, а потом заболелабешенством. Пришлось ее пристрелить.

– Сочувствую.

– Я сам ее пристрелил. Большего счастья в жизни неиспытывал. Теперь вот новую завел. Жду, когда и ее бешенство прихватит.Угадайте, как назвал. Три попытки. Попадете в яблочко – еще пятьдесят водкивашему другу. За счет заведения.

– Джордж Буш.

– Попытка не засчитана. Это сука.

«Лора», – вертится у меня на языке.

– Сука? Дайте-ка подумать… Мадлен. Как госсекретарь.Мадлен Олбрайт.

Бармен раскуривает сигару, что должно подчеркнутьторжественность момента. Я угадал, такие задачки – ничто для безумного Макса,за полтора часа укокошившего троих отморозков. Я выиграл бы и в нарды, короткиеи длинные, и в баккару, правил которой не знаю, и в наперстки, правила которыхзнаю очень хорошо, я выиграл бы миллион баксов в лотерею, я выиграл бы золотуюолимпийскую медаль в стрельбе по тарелочкам и гигантскому слалому, я разнес бык чертям американский пул, еще никогда я не чувствовал себя таким живым.

– Точно. Мадлен. Так ее и зовут – Мадлен. Какгоссекретаря. Ваши пятьдесят. Приятно с вами поговорить, правда. Такое нечастослучается.

– Мне тоже приятно с вами разговаривать. А что это запарень?

– Который?

– Играет на бильярде.

– А-а… Просто парень. Бывает здесь раза три в неделю.

– Это е го де ву ш ка?

– Что, понравилась? У нас здесь есть пара комнат,что-то вроде маленькой гостиницы…

– Хорошее дело.

– Не думаю, чтобы это была его девушка. Она здесьвпервые.

– Деаушка не в моем вкусе. – Получи, Лора,фальшивая сука! – Не то, что картины. Картины нравятся мне гораздо больше.

– У меня есть девушка…

Бармен перегибается через стойку, я вижу его коньячныеглаза, я вижу смуглую кожу вокруг глаз, все остальное скрыто плотной чернойтканью, но мне и не надо всего остального. Смуглая, тягучая, медовоглазая кровькрасавчика из медресе напоминает о себе, эти воспоминания не вызывают во мненикакого ужаса, никакого протеста, мне бы хотелось время от времени к нимвозвращаться. Не часто, чтобы не исчезла острота восприятия. Остротавосприятия, неожиданно открывшаяся мне, – я боюсь ее потерять. Почти также, как боюсь потерять Тинатин.

– У меня есть девушка… Похожая на картины, если уж онитак вам нравятся.

Безумная мысль проносится у меня в голове, проносится – итут же исчезает. Это не может быть Тинатин. Это было бы слишком банально,слишком пошло – встретить Тинатин в закусочной на трассе, это было бы противправил, хотя правил я не знаю, так же, как в баккаре. Похожая на картину…Тинатин не похожа на картину, она похожа на ангела. Она и есть ангел.