этого не хотелось. Впрочем иногда она проявляла свою любовь и казалась доброй. Всегда по-разному. — Пандора испуганно посмотрела на Габриеля. — О господи, ты ведь не станешь меня жалеть, верно?

— Не стану. — Он испытывал сострадание и гнев. И изо всех сил старался, чтобы голос не выдал его. — Поэтому ты держала все в секрете? Боялась унижения жалостью?

— Да, поэтому… Еще было стыдно, так что я все держала при себе.

— Но это не твой стыд. Твоего отца.

— Я ощущала его как свой собственный. Если бы я не подслушивала, отцу не пришлось бы меня наказывать.

— Ты была ребенком, — отрезал он. — То, что он сделал, было не наказанием, а карой!

К его удивлению, Пандора улыбнулась, и в этой улыбке не было никакого раскаяния. Казалось, она была явно довольна собой.

— Но я не перестала подслушивать, просто стала делать это аккуратнее.

В ней было столько очарования и неукротимой энергии, что Габриель был захвачен чувствами, которых не испытывал раньше, как будто все виды радости и отчаяния смешались в какую-то абсолютно новую эмоцию, грозившую разрушить стены, возведенные вокруг его сердца.

Пандора не согнется перед чьей-то другой волей, она никогда не сдастся… Она может только сломаться. Он видел, как мир обходится с яркими и амбициозными женщинами. Она должна позволить ему защищать ее. Она должна взять его в мужья, а он не знал, как склонить ее к этому. Обычные правила неприложимы к человеку, который живет по законам своей собственной логики.

Потянувшись к ней, Габриель обнял ее и прижал к груди. Его пронзила дрожь, когда Пандора невольно расслабилась.

— Как тебе удалось выиграть последний кон?

— Я подсчитывал карты, — признался он.

— Это жульничество?

— Нет, но и не кристально честно. — Он убрал с ее лба своенравные пряди. — Меня оправдывает то, что я хотел остаться с тобой наедине. Я не мог отдать это на волю случая.

— Потому что хотел сделать благородное дело, — серьезно заявила Пандора.

Вскинув брови, Габриель вопросительно посмотрел на нее.

— Хотел защитить меня и мою семью от бесчестья, — объяснила она. — А соблазнить меня — самый короткий путь к этому.

Рот Габриеля искривился в сардонической усмешке.

— Мы с тобой знаем, что это не имеет никакого отношения к благородству. — Увидев ее озадаченный взгляд, он добавил: — Не делай вид, что не знаешь, когда мужчина хочет тебя. Даже ты не настолько наивна.

Она продолжала смотреть на него, и между бровями появилась морщинка, когда до нее дошло, что есть нечто, о чем она должна была бы знать или хотя бы чувствовать. О господи! Она ведь на самом деле такая наивная. В ее жизни не существовало флирта и романтических отношений, которые помогли бы научиться интерпретировать сигналы мужского сексуального интереса.

У него, конечно, не возникнет проблем с тем, чтобы продемонстрировать это. Наклонившись для поцелуя, он потерся губами о ее губы. Они слегка задрожали, а потом приоткрылись. И их языки встретились, нежные, влажные, шелковистые. Габриель углубил поцелуй, который становился все более и более сладостным. Ее рот был сочным, податливым и невинно-эротичным.

Габриель осторожно принялся укладывать ее на мягкие парчовые подушки, подложив руку под затылок.

— Милая… рядом с тобой меня бросает в жар, словно я олень во время гона. Полагаю, это вполне очевидно.

Покраснев, Пандора спрятала лицо, уткнувшись ему в плечо.

— Относительно мужчин для меня ничто не очевидно, — донесся ее приглушенный голос.

Он снисходительно улыбнулся.

— Как удачно, что я оказался под рукой, чтобы просветить тебя по каждому пункту. — Уверенный в том, что Пандора испытывает нетерпение, Габриель посмотрел вниз и увидел, как она пытается опустить край халата, который задрался до колен. Покончив с этим, девушка вытянулась на подушках и замерла — бушующее пламя под ледяной поверхностью.

Приблизив губы к ее уху, он тихо произнес:

— Ты очаровала меня, Пандора. В ту ночь, когда мы встретились, меня будто током ударило. В тебе есть нечто, что пробуждает во мне дьявола. Я хочу уложить тебя в постель и оставаться с тобой несколько дней без перерыва. Я готов поклоняться каждому дюйму твоего тела, пока минуты будут сгорать, как мотыльки, которые, танцуя, оказались возле огня. Я хочу ощущать, как твои руки касаются моего тела… Прости, что, дорогая? — Габриель остановился, когда услышал, как она произносит что-то нечленораздельное.

Пандора ворочалась с недовольным видом.

— Я сказала, что ты говоришь мне на ухо, которое не слышит. Я не разобрала твоих слов.

Габриель тупо посмотрел на нее, потом уронил голову, сдерживая смех.

— Прости. Я должен был заметить. Может, это и к лучшему. Я придумал другой способ все объяснить. — Он выпрямился на подушках и, просунув руки под стройное тело, поднял Пандору.

— Что ты делаешь? — барахтаясь, спросила она.

Вместо ответа он усадил ее к себе на колени.

Пандора нахмурилась, продолжая извиваться всем телом.

— Не понимаю, зачем ты…

Неожиданно глаза широко открылись, и она застыла. На лице с невероятной быстротой одно выражение сменялось другим: изумление, любопытство, покорность… И осознание того, что под ней — проявление здоровой мужской силы.

— А говорила, что все мужское для тебя неочевидно, — осторожно пошутил Габриель.

Она заерзала, пытаясь устроиться удобнее, и от этого у него сладостно заныло в паху и внизу живота. Габриель замер, пытаясь справиться с ощущениями, и затаил дыхание, понимая, что еще немного, и он разразится залпом наслаждения.

— Дорогая, ты могла бы… не двигаться так активно?

Пандора негодующе посмотрела на него:

— Ты когда-нибудь пробовал сидеть на крикетной бите?

Проглотив усмешку, Габриель перенес ее тяжесть на свои бедра.

— Вот так. А теперь ляг ко мне на грудь и положи свою… Да, вот так. — Устроив ее, он развязал пояс ее халата. — По-моему, тебе жарко. Давай помогу избавиться от него.

Пандору не ввел в заблуждение его заботливый тон.

— Если мне и жарко, — сказала она, вытаскивая руки из рукавов, — то только потому, что ты смущаешь меня. — Строго глянув на него, добавила: — Специально.

— Мне всего лишь хотелось показать всю меру моего желания.

— Я поняла. — Она порозовела от смущения и волнения.

Габриель вытащил из-под нее халат и отбросил в сторону. На Пандоре осталась только муслиновая рубашка. Он попытался вспомнить, когда в последний раз его партнерши испытывали смущение. Но так и не мог вспомнить, каково это — стыдиться во время интимной близости, и поэтому до безумия был очарован застенчивостью Пандоры. Она привносила что-то совсем новое в привычное для него занятие.

— Сестра не объясняла тебе, что происходит с телом мужчины, когда он возбужден?

— Объясняла, но не уточняла, что это