Напряжение. Снова напряжение, новое испытание. Нужно успокоиться.

«Она — друг. Она друг, — повторяет себе он».

— Нет, почему же, наоборот, — с улыбкой ответил юноша. — Извини, что так взволнован. Просто…

Смешок на той стороне линии.

— Ничего, солнце, можешь не продолжать. Всё понимаю. Так тебя когда ждать? Решил уже? Где ты вообще?

— В Трансильвании, — брякнул первое, что пришло на ум.

Полина рассмеялась.

— Тоска по дому замучила?

— Типа того. Дай мне ещё три дня, пожалуйста.

Тяжёлый вздох, молчание.

— Не выйдет, Сон. Я завтра в ночь уезжаю. Не знаю, когда ещё буду в Харькове.

В глазах потемнело, спёрло дыхание. Лоб покрылся испариной.

— Завтра? — запинаясь, переспросил парень.

— Дождаться тебя?

— Буду днём, — ответил Сон. — Жди.

— Извини, пожалуйста, — грустно ответила девушка. — Если у тебя есть планы, не стоит их нарушать из-за меня.

— Всё в порядке, — успокоил её он. — Я буду, жди.

Тяжёлый вздох на другой стороне.

— Хорошо, солнце. Я уже говорила, здесь есть один человек, который очень хочет познакомиться с тобой. Она читала тебя, и ты ей очень понравился. Было бы классно вас познакомить.

— Как скажешь, — грустно усмехнулся Сон. — Тогда до завтра?

— До завтра, — попрощалась Полина.

Звонок окончен.

Сдавленный всхлип. Сон сжался и закрыл лицо руками. Больно укусил губу, чтобы успокоиться, до крови. Приказ есть приказ. Он не может противиться ей. В сознании всплыл пьянящий образ бесконечно зелёных волос цвета яда, игривая улыбка и прищуренные хищные глаза, маленькие чуткие руки, манящий взгляд. Она зовёт его — и он не в силах отказать. Тем более теперь, когда пообещал. Как сказать это Адольфу в лицо? Как быть с Мальцем? Ведь — ведь, чёрт возьми, он не хочет уходить отсюда. Всё ещё слишком рано. Всё ещё нужно оставаться здесь. Он обещал, что будет с ними хотя бы до тех пор, пока Адольф не закончит портрет. А теперь времени осталось ничтожно мало. Но мальчику нельзя волноваться. Если сказать ему прямо, это может убить его.

Тихий хрип гнева, исполненный ненависти и жалости к себе.

Тряпка. Где ему до этих демонов и графов, что чаруют невинных девиц. Сам немногим лучше. Поманили — и уже готов явиться по первому зову. Безвольная тряпка.

Нужно успокоиться. Нужно взять себя в руки и вернуться к Адольфу. Нельзя терять ни минуты.

Ноги отказывают. Мир слишком тяжёлый, чтобы подняться. Но надо преодолеть себя. Он сам выбрал этот путь — и пройдёт его до конца, как бы больно ни было.

Не помня себя, он вернулся в мастерскую и тихо сел на своё место у окна.

— Что-то случилось? — спросил Адольф взволнованным голосом. — Ты расстроен.

Сон покачал головой.

— Продолжайте, мой Фюрер. У нас ещё много дел.

Мальчик грустно кивнул.

— Я всё понимаю, Сон. Тебе ведь нужно уезжать, так? Тебе поэтому звонили?

Прямой волевой взгляд печальных серых глаз. Робкая улыбка в надежде услышать «нет». Зачем обманывать его сейчас, если вечером всё раскроется? Лучше сказать правду. Но как это сделать?

Адольф понурил голову, затем выдавил из себя улыбку.

— Ничего, я постараюсь к вечеру закончить. Я умею терпеть, поэтому мне не больно. Мне нельзя волноваться, поэтому я спокоен. Всё хорошо, Сон. Я вижу, что ты не хочешь уходить. Этого достаточно. А теперь сядь ровно: надо работать.

Как камень с души свалился. Боже, что за ребёнок! Этот тихий голос, не выражающий почти никаких эмоций, печальная улыбка — и спокойный, уверенный взгляд. И сильные, такие же уверенные руки, которые всё так же ровно и спокойно продолжают выводить новые линии на холсте, добавлять детали. Без спешки, без волнений, аккуратно и методично. Сколько же силы в этом мальчике! Сам бы он на его месте разрыдался. А Адольф — что ему сделать. Эмоции — вещь, которая может его погубить. Поэтому он нашёл в себе силы отказываться от них, и если выпускать наружу — только такие, которые могут принести радость.

— Ты ведь вернёшься, когда закончишь со своими делами? — не отрываясь от работы спросил мальчик.

— Конечно, — ответил Сон.

Он хотел добавить что-то ещё, но волевой жест Фюрера оборвал его.

— Молодец, отставить разговоры.

Парень мысленно усмехнулся: он снова прежний, увлечённый своим делом, даже не старается — а действительно ни капельки не грустит, потому что нет времени для грусти.

Тем временем вернулся хозяин дома, и Сон снова занервничал. Если Адольф перенёс известие относительно легко, то как к услышанному отнесётся сам Мальц? И так ли легко всё воспринял Адольф?

Между тем мальчик сделал ещё один штрих и выдохнул: мол, хочу полежать отдохнуть. Тем более скоро учителя придут. Свободен.

Сон кивнул и помог Фюреру лечь.

— Сегодня как всегда до вечера. Будем сидеть, пока не сделаем. Ладно?

Парень кивнул: как скажешь. Я полностью «за».

Мальчик улыбнулся и взял друга за руку.

— Не беспокойся, Сон. Я вижу, что ты не хочешь нас покидать. А значит ты вернёшься. Отдохни и ты немного. До встречи?

— До встречи.

***

Мальц сидел в своём кабинете, обставленном старой аппаратурой: проигрыватель, полки с виниловыми пластинками, магнитные плёнки, магнитофон для них — всё как надо и всё на своих местах. И большой компьютер с внушающей акустической системой. Аккуратно застеленная кровать, плакаты с видами ветхого живого замка на утёсе — только фамильного хлыста не хватало для полноты картины.

Сегодня, пока было время, он хотел оцифровать альбом Марлен Дитрих, а потом выложить его в Сеть. Да и самому послушать. Но сначала его нужно записать, а уже потом убирать шумы.

Он уже хотел включить запись, как услышал стук в дверь.

— Открыто!

В дверях стоял Сон, и его вид можно было охарактеризовать не иначе как «никакой».

— Что случилось? — спросил Мальц.

— Нужно поговорить, — тихо ответил парень. — Посидишь со мной на веранде?

Хозяин дома выдохнул, снедаемый дурными предчувствиями. Судя по виду своего друга, о теме разговора можно догадаться.

Звонок в дверь. Похоже, пришли учителя. Хозяин дома сказал Сну ждать на веранде, а сам пошёл впустить их. Потом вернулся к своему другу.

Уже в зелёном тронном зале Сон объяснил ему ситуацию. Он рассказал ему всё. Не только про звонок, но и то, почему он не может позволить себе остаться, наконец смог выложить все свои чувства и переживания. От и до. Мальц — первый человек, с кем он говорил настолько открыто и откровенно, ничего не скрывая и не приукрашивая. Только про Астру смолчал. Не нужно ворошить это. Не нужно.