Я убираю руки в карманы.

– Что ж, правила установлены, с поцелуями покончено, дальше все пойдет гладко, – говорит она.

– Точно.

Она кивает, как будто приняла какое-то решение.

– Хочешь, испеку печенье, чтобы перебить запах?

– Как можно отказаться от печенья!

Она торопится в кухню, я, как всегда, следую за ней. Меня тянет к ней, как магнитом, я уже не отличаюсь от Пуки, трусящей за мной.

– Тебе помочь?

Жизель достает сковороду.

– Помоги. Включи духовку на триста пятьдесят градусов и достань из морозильника тесто. Я его нарежу и разложу кусочки через каждые два дюйма. Ты не видел коробки из-под пиццы? Это был мой ужин. Ты сам, кстати, ужинал? Могу тебя накормить. Хочешь спагетти? Домашнего соуса не обещаю, но Миртл хвалит.

– Спасибо, я поел с Лоренсом.

У меня была мысль послать ей эсэмэс с предложением поужинать вместе, но пересилила тревога за отца. Я поехал к нему. Судя по полной грязной посуды в раковине, он был дома, просто я его не застал. Не иначе, он меня избегает.

Сейчас я гоню эти мысли, чтобы сосредоточиться на Жизель. Лениво наблюдаю, как она по-хозяйски расхаживает по кухне, как выбрасывает коробки из-под пиццы и злится, что они не помещаются в мусорное ведро.

Я отодвигаю ее в сторону.

– Позволь мне.

Я подбираю коробки и плющу их. Видала силищу? Мне на рубашку падает несъеденный перчик. Жизель хихикает, я таращу на нее глаза, нога попадает в коробку на полу, я поскальзываюсь и ложусь животом на кухонный стол, чтобы не оказаться на полу.

– Ничего себе, коробки-убийцы! – Она крестится. – Мое проклятие заразно.

– Клянусь, этому не бывать! – храбрюсь я. – Ты видела меня на футбольном поле? Меня никому не удержать!

– Чаще да.

Приятно слышать.

– Я хорошо играю не только в матчах национального чемпионата. Между прочим, что случилось с типом, вместе с которым ты смотрела ту игру?

– Ревнуешь?

– Нет. – Если честно, я бы не прочь с ним познакомиться.

– Да ну, у нас с ним не сложилось. Зато я помню твои биографические данные и фото, в тот вечер они не сходили с экрана. Ты был коротко пострижен, ухмылялся и хвалился своими мускулами.

Все это было напоказ, тогда я еще переживал из-за Ханны.

– Вижу, ты под впечатлением от моей игровой статистики. Почему ты скрываешь, что болеешь за Девона Уолша? Я бы подписал для тебя пару мячиков, может, даже футболку.

Она кидает в меня скомканную салфетку, я ее ловлю.

– Зачем мне все это, когда я сплю в твоей старой одежке?

Я сразу возбуждаюсь, стоит вспомнить ее в постели, в задравшейся на бедре майке, из-под которой торчат узкие трусики. Мне уже жарко, пульс ускоряется.

– Что скажешь о нашей первой встрече? Ты не призналась, что узнала меня.

Она роняет голову, делая вид, что изучает гранитную поверхность кухонного «островка», поправляет на носу очки.

– Жизель?

– Все никак не сложишь дважды два, Дев? – Она странно – начиная с шеи – краснеет.

Я подхожу ближе.

– Нет, никак. – С тобой я никак не пойму, на каком я свете.

И снова я не могу оторвать от нее взгляд: невольно составляю каталог вариантов выражения ее лица, схожу с ума от выемки в форме сердечка над ее верхней губой и от ее пухлых губ, как специально созданных для…

Миртл громко всхрапывает.

– Мне повторить вопрос?

Она, морщась, швыряет в меня вторую салфетку.

– Как ни трудно мне оставлять вопросы без ответа, сейчас я лучше промолчу.

– Я все еще жду.

– Считай, дождался. Я увидела тебя в игре, сразу втюрилась, попыталась набить себе твою татуировку, а потом, при встрече спустя годы, не набралась смелости признаться, что с замиранием сердца смотрела потом все игры с твоим участием, даже когда ты выступал за нелюбимый мной Джексонвилл! Ты перешел в команду Нэшвилла, Елена стала встречаться с Джеком – и вот я вижу тебя вживую в нашем Общественном центре и теряю дар речи. Как тут было сознаться, что я твоя поклонница? Ну, что, доволен?

– Просто голова кругом, – шепчу я.

Она смеется.

– Правда?

– Ты сложная натура, мне тебя не разгадать. Умница-девушка, футбольная болельщица, твой любимый игрок – я. О чем еще мечтать?

– О печенье?

Смешно!

Она рядом, мы соприкасаемся плечами, наклоняясь и заглядывая в духовку. Я любуюсь Жизель, ее нежным личиком, грудью, обтянутой майкой… Она озирается на Миртл и, подавшись ко мне, шепчет:

– Кроме всего прочего, ты очень красивый. Глаза, как джунгли. Роскошная фигура. Спортивная грация – пантера отдыхает. Хоть пиши с тебя героя моей книги…

– Варека?

– Ты запомнил?

Я с глупой ухмылкой кошусь на старуху в кресле.

– Я тебя раскусил: ты меня умасливаешь. Миртл некуда деваться, я угадал?

Она устраивается на табурете, подпирает ладонями лицо.

– Угадал – до завтрашнего утра. Злишься?

Я беру купленное ею ярко-зеленое яблоко и подбрасываю его в воздух. У меня в кухне еще не бывало свежих фруктов.

– У нас только две кровати.

Она кивает.

– Пусть переночует в моей комнате, я лягу на диване. Ты даже не заметишь, что она здесь.

– Нет, на диване лягу я.

Она машет рукой.

– Ты и так многим жертвуешь. Не стану отнимать у тебя кровать, настаиваю на диване.

Не могу не представить, как она делит со мной мою постель. Гоню эти фантазии.

– Договорились.

Она слегка хмурит лоб.

– Я поселилась у тебя с нервной собачонкой, мочащейся в твою дорогую обувь, привела гостью, позволила ей навонять марихуаной, ты чуть ногу из-за меня не сломал. Ты делишь кров с сумасшедшей, над которой висит проклятие.

Я ухмыляюсь и, не контролируя себя, чмокаю ее в макушку (у друзей такое водится) и отпрыгиваю.

– Все, что угодно, лишь бы ты не грустила.

Она косится на меня. Я со смехом удаляюсь к себе в спальню, переодеться.

– Я с ума сошел, увидев тебя, Смурфетта, – говорю на ходу.

– Ты обещал помочь с печеньем, – напоминает она, и я возвращаюсь в кухню, достаю из морозильника тесто, подмигиваю Жизель. Все это я проделываю, не поскальзываясь на коробках из-под пиццы.

– У нас есть мороженое? Предпочитаю «Голубой колокольчик».