– Ты тоже, Тофер.

Вижу, он, щурясь, разглядывает меня.

– У тебя высохли волосы. – Он надевает темные очки. – Они такие яркие, что мне лучше защитить глаза шорами.

Аромат трав, смешанный с… Уж не травка ли? Ни с чем не сравнимый запах ударяет мне в ноздри, стоит мне войти в пентхаус в семь часов вечера. Я бросаю ключи на столик в прихожей и направляюсь в гостиную. В моем любимом кресле храпит с поджатыми ногами, отвернувшись к окну, незнакомая пожилая особа. К ручке кресла прислонена ярко-розовая палка. Я готов выбежать прочь, чтобы проверить, не ошибся ли дверью; впрочем, ключ подошел к замку, на кофейном столике стоит ноутбук Жизель, здесь же разбросаны ее книги, на диване ее сумка. Это МОЕ жилище.

Всхрапывая, женщина мотает головой и что-то бормочет. У меня за спиной еле слышно открывается дверь. Я слышу постукивание коготков Пуки по паркету. Не оглядываясь (и очень надеясь, что это Жизель), я тихо спрашиваю:

– Почему в квартире воняет, как в берлоге наркоманов? Кто эта незнакомка, я не спрашиваю: наверняка Миртл.

Я слышу, как у меня за спиной она сбрасывает туфли и тяжело вздыхает.

– Сегодня днем я забрала ее из больницы. Мы еще не покинули парковку, а у нее уже разыгралась мигрень. Курение травки помогает ей с ней сладить. Ее дилер – пожилой мужчина из Брентвуда, банковский служащий на пенсии. Милейший человек. Обычно он сам доставляет ей свой товар.

– Он приперся прямо сюда? – Мне бы вспылить, но как-то не выходит.

– Нет, в больницу. Стариков никто не заподозрит, к тому же Миртл диктует свои правила. У нее поведение подростка.

Я перевожу дух и уже способен улыбаться. От меня не ускользнуло, что Жизель тянет к интересным персонажам – от старухи, курящей марихуану, до страусов эму.

Из моего кресла несется храп.

– Удивительно, что ты ее не узнал, – бормочет она, не выходя у меня из-за спины. Я заранее покрываюсь мурашками, дожидаясь, пока она пройдет мимо меня. Одна моя половина хочет обернуться, другая – продолжать притворяться, будто прошлой ночи не было.

– Это потому, что там все мои мысли были о девушке, которая, как я думал, еще не покидала горящее здание, – лаконично объясняю я. Я еще не полностью оправился от того испуга.

– Прости за травку, – говорит она. – Я пишу, а она подходит к окнам, открывает одно и закуривает… Пойду куплю освежитель воздуха.

Слышу, как она берет свои ключи, снова надевает туфли.

– Подожди, Жизель, не уходи… – Я ведь только что вернулся домой.

Я поворачиваюсь к ней – и слова застревают в горле.

– Что это? У тебя синие волосы!

Она приосанивается, глаза мерцают сталью.

– Это называется «электрический неон». Но не сплошной. Тетя Клара не прокрасила несколько местечек на затылке. Пожалела краски. Надо будет подправить.

Я качаю головой, пытаясь совместить ее облик сегодняшним утром с тем, какой вижу ее сейчас. Мне нравились ее густые волосы до лопаток, игра серебристых и золотых прядей.

– Зачем ты это сделала? – Я же понимаю, что ляпнул не то, по ее обиженному выражению лица. Она пожимает плечами.

– Ты сам все время перекрашиваешься.

– Но ты – другое дело… – Я пытаюсь отдышаться. Только минувшей ночью я перебирал ее пряди, массировал ей голову.

– Долго продержится краска?

– Сойдет после того, как я сорок раз вымою голову. – Она тоже переводит дух. – Уже тридцать пять. Я засунула голову в раковину и терла битый час. Вся кожа на пальцах сморщилась, теперь нужен питательный крем. Может, в таком темпе краска сойдет к воскресенью. – Она горбится. – Видишь, как сияет!

Еще как вижу!

– Когда я выводила Пуки, привратник меня не узнал. Пришлось показывать свои водительские права. – Она трет переносицу. – Дальше – больше. Иду в библиотеку, помогать своим ученикам, сажусь, а те меня спрашивают, чем мне помочь. Не поняли, что я хочу спасти их от катастрофы с черной дырой.

– Иди сюда, детка, – зову я, улыбаясь.

Она складывает руки на груди.

– Ты больше не называешь меня красоткой. С самой ночи в «Рейзор».

– Это слово у меня предназначено для малознакомых женщин.

– А «детка»? – Она закатывает глаза.

– Тебе идет.

– Мне следует обидеться?

– Какие еще обиды? – Я смотрю на ее светло-зеленую маечку с надписью «The World’s Tallest Elf» [3]. Явно еще одна вещь с распродажи в «Волмарт».

Она приподнимает бровь.

– У тебя все друзья ходят в «детках»?

Только ты.

– А то как же! – Я притягиваю ее к себе, заглядываю в глаза, борюсь с побуждением поцеловать в губы. Не допуская соприкосновения наших тел – гляди, какой я паинька, – я ограничиваюсь тем, что переплетаю наши пальцы.

– У меня дурацкий вид, – бормочет она. – Сколько девушек до меня воображали, что стоит перекрасить волосы – и все изменится к лучшему!

– Брось, все не так плохо. Подходит к твоим глазам.

– Тебе не нравится.

– Просто ты застала меня врасплох. – Я разглядываю ее синие пряди. – Напоминает Кэти Перри в «Калифорнийских девчонках».

– На ней был парик.

– По мне любой цвет хорош, если без косичек, – хрипло сообщаю я. – Этот к тому же гармонирует с бабочками на моих татуировках.

На ее лице появляется странное выражение, мы смотрим друг на друга во все глаза. Мне не разобрать, о чем она думает – вероятно, о своих волосах; у меня не выходят из головы события прошлой ночи, у амбара.

– Мне надо кое-что тебе сказать.

– Жду непристойных шуток.

– Спасибо за вчерашнюю ночь, за то, что показала мне свое особенное место. Затея удалась.

Жизель невесело улыбается.

– Но я должен попросить прощения. Не надо было лезть к тебе с поцелуями. Сегодня утром я…

– Успокойся, я сама тебя в это втянула. Не хочу тебя смущать. Ты у себя дома. – Она опускает руки.

– Я не смущаюсь, – хмуро возражаю я. Весь день я с теплотой представлял, как вернусь домой и встречу ее. – Извини, что разворчался.

Она щурится.

– Говоришь, поцелуй получился хуже некуда?

– На шкале от одного до десяти я бы оценил его в… – В миллион баллов! – Скажем так, это было…

– Шкала? Какая горькая ирония! – Она прыскает.

– То есть как?

Жизель открывает рот, но только качает головой, бормоча что-то невнятное.