– А решето? – Он так разволновался, что схватил Маринуза руку. – А решето вы видели? О, простите, миледи…

– Видела! – решительно кивнула Марина. Ей не совсемпонятно было, при чем здесь решето, но она решила, что лишние подробности неповредят. В конце концов, врать – так уж врать. – Видела решето!

– Ведьма просеяла лунный свет, – алчно выдохнулСименс. – Вот почему вдруг испортилась погода! Хо-ро-шо…

Марина только кивнула: нынче вечером и впрямь захмарило.

Несколько мгновений они с Сименсом глядели друг на друга,причем Марина изо всех сил старалась придать лицу такое же алчное и в то жевремя карающее выражение.

Конечно, она и не подозревала, что Сименс так легко клюнетна эти нехитрые байки. Теперь всего-то и делов: заставить его окончательнозаглотить наживку и начать похаживать ночью по замку. В поисках жабы и кота онрано или поздно наткнется на Агнесс, которая чуть ли не голышом бежит кДесмонду в поисках ночных утех. Можно не сомневаться, что суровый пуританин непостесняется испортить восторги любовникам, даже если это вызоветнеудовольствие милорда. Чего доброго, он вовсе выживет распутницу из замка! Итогда ее ласк лишится не только Десмонд, но и Хьюго… Марина едва не хихикнула,предвкушая изгнание ненавистной девки, но одернула себя: сейчас не к местуизображать восторг. Да и не ко времени, если на то пошло: дело еще не слажено!

– Хорошо… – повторил Сименс. – Однако зачем все-таки милединужен мак?

Марине потребовалось некоторое усилие, чтобы вспомнить, счего все началось.

– Есть много способов заставить ведьму проявить себя! –Марина изо всех сил старалась вспомнить все, о чем болтали в девичьей зашитьем. – У нас в России, например, всем известно: ежели ночью ударишьсаблею черную кошку или свинью, которая бежит по улице, то утром какая-нибудьбаба в деревне непременно окажется с перевязанной рукой или ногой. Но самипосудите: не бегать же мне с саблею по замку, у меня и сабли-то нет… А вот еслирассыпать мак на том пути, где должна пройти ведьма в зверином обличье, онавсенепременно оставит свой человечий след. Тогда дело простое: надо толькосличить след с обувью всех, кто здесь живет, и непременно выявишь злодейку.

Сименс, так и евший Марину глазами, резко обернулся, и уМарины мурашки побежали по спине. Откуда-то резко потянуло сквозняком…

Дверь! Дверь, которую она сама закрывала, теперьприотворена! А при порывах сквозняка по замку пробегает призрак несчастногопоэта, застрелившего своего брата!

Марина уже вскинула руку для крестного знамения, как вдругвспомнила гримаску Джессики: «За кого вы меня принимаете? В спальне порядочнойдевушки – мужчина, хоть и призрак?!» – и от сердца отлегло.

Марина сделала вид, что поправляет волосы, однако лицоСименса не утратило озабоченного выражения.

– Значит, они снова взялись за свое… – шепнул он, не сводя сприоткрывшейся двери напряженного взора. – Будьте осторожны! Последний разэто было двенадцать лет назад… Но теперь я положу этому конец! – Онзаботливо взглянул на Марину: – Будьте осторожны, миледи. Покрепче запирайте наночь двери. А остальное предоставьте мне!

Он поклонился и ушел, а Марина ринулась к себе, чуть ли неприплясывая на бегу: удалось! Кажется, удалось!

И все-таки к предвкушению победы примешивался оттенокстраха: уж больно яро горели Сименсовы глаза!

* * *

Наверное, оттого, что говорили на ночь про страшное, Маринеприснился кошмар. Виделось ей, будто она пошла купаться. Tепло, и солнцесветит, золотистая черепица на крыше замка играет огнем и слепит глаза. Маринаосторожно заходит в тихую воду озера… Вдруг – что такое? Это вовсе не озеро, аречка Басурманка, та самая, что пробегала по бахметевским землям! Об этой речкешла дурная слава. В ней как-то раз утонул какой-то бродяга. Рассказывали о неммного и все страшно: то видели круги на воде, когда он выплывал греться насолнце; а ночью он выныривал и зазывал к себе парней и девок, пришедшихмиловаться на бережок… Никто в здравом уме не полез бы в Басурманку: купатьсяходили на пруд, лежащий в версте. Разве что спьяну кто-то бултыхнется, но и онсразу трезвеет от страха и спешит выбраться на берег. Точно так же всполошиласьМарина, ринулась к берегу… и вдруг кто-то ледяными пальцами схватил ее за руку.

«Значит, они снова взялись за свое! Будьте осторожны!»

Слова Сименса, а голос Десмонда. Кто же из них? Маринаобернулась – да и обмерла: на нее смотрело синее, мертвое, распухшее лицокапитана Вильямса!

Она рванулась из жутких рук утопленника, но песчаное дноразверзлось под ногами – и она полетела куда-то… куда-то… и летела, покапребольно не ударилась обо что-то твердое.

Марина вскинулась, с криком открыла глаза – и обнаружила,что находится в своей спальне, только не в постели лежит, а сжалась в комок наковре.

Ох, батюшки… Свалилась во сне с кровати! Давно с ней такогоне бывало, с самого детства небось.

Марина хихикнула, однако смешок получился жалким: ее все ещетрясло от страха и холода. Потянув со стула пеньюар, она кое-как закуталась иполезла было снова в постель, как вдруг ее внимание привлек светлый луч,пробившийся меж штор.

Марина подошла к окну, выглянула.

Ого! Какая ночь! Луна пошла на ущерб, но до чего же яркая,до чего же чисто небо! Недолго же длились ведьмины козни – погода снованаладилась. А Сименс небось думает: прознали ведьмы, что вновь открыта на нихохота, и затаились, бросили свои штучки. Марина усмехнулась – но смех замер унее на устах, когда она увидела, как задрожали кусты, окаймлявшие газон, и налужайку выкатился темный ком.

Брауни! Снова брауни!

Вспомнились слова Десмонда, что брауни – нечто вродедомового и встреча с ним к счастью, и Марина несколько успокоилась. Онакое-чего (там словечко, там два) все-таки наслушалась за эти дни о брауни:некогда в этих краях их много водилось!